исполнении. Понимал ли Горбачев, какое минное поле национальных отношений досталось ему в наследство, и какое терпение, какая осторожность и такт требуются, чтобы его разминировать?… Последующие события показали: в национальных отношениях он разбирался хуже всего и в этой сфере совершил самые грубые ошибки»
«О мере непонимания Горбачевым потенциальной серьезности» этой проблемы пишет и Гайдар. Об этом, замечает он, свидетельствуют собственные слова Горбачева: «Если бы у нас в стране не был решен в принципе национальный вопрос, то не было бы того Советского
Союза, каким он сейчас предстает в социальном, культурном, экономическом, оборонном отношениях. Наше государство не удержалось бы… если бы не возникло сообщество на основе братства и сотрудничества, уважения и взаимопомощи».
«Это политическая ошибка, – сурово заключает Гайдар, – тот случай, когда лидер доверился официальной пропаганде, не хотел понимать реальности».
Иными словами – люди советской власти так часто произносили и писали советские формулировки, которые давно стали штампами и ничего реального не выражали, что
А если бы удалось взглянуть в лицо реальности как можно раньше…
Если бы Горбачев вспомнил хотя бы, что про Нагорный Карабах в Армении заговорили еще двадцать с лишним лет назад. Когда 24 апреля 1965 года прошли стихийные митинги, в которых приняли участие от трех до восьми тысяч человек. Если бы вспомнил – стал бы, наверное, с должным вниманием следить за происходящим в Армении и Нагорном Карабахе – по мере укрепления гласности и исчезновения страха перед насилием государства. И сумел бы, возможно, опередить решительными, но мирными действиями события 1988 и последующих годов. Не дал бы пролиться потокам крови.
.. Хорошо помню на телеэкране красное лицо Горбачева, гневно отчитывающего ректора Ереванского университета и других армянских интеллектуалов. Речь – о возникшем движении за возвращение Нагорного Карабаха Армении. На лице его еще больше, чем в его словах, читается главное его опасение: «Если этим позволить – так все захотят!»
И мы с ужасом видим, что он совершенно не понимает:
Еще более яркое и драматическое зрелище – его встреча в Литве с литовскими народными депутатами.
С высоким, чуть сутуловатым, с очень добрым лицом Вилкасом и другими.
Опять помню наше – сочувственное к Горбачеву – сильнейшее недоумение.
Такое же красное лицо (есть такое суждение, что в момент риска, опасности смелые люди краснеют, а трусливые – бледнеют…), но он уже не кричит, а страстно убеждает окружающих его депутатов-литовцев. Он настаивает – Литве ни в коем случае нельзя выходить из Союза. Не надо ей становиться независимым государством, а нужно вместе с Россией и другими республиками дружно строить демократию…
И на всех до одного лицах литовцев, очень сочувственно обращенных к Горбачеву, написан отчетливыми, ясно читаемыми буквами один и тот же текст.
И мы, сидящие у телевизора, видим его и легко читаем. А он, находящийся среди этих людей, таинственным образом не видит и не может прочитать.
А текст, написанный на лицах литовцев, был такой:
– Дорогой, глубоко нами уважаемый Михаил Сергеевич! Неужели вы допускаете, что
3. 1989–1991. Полумеры. Скольжение вниз
На исходе восемьдесят девятого года: «Мы развязали языки, но это не значит, что мы развязали свободу деятельности человека, свободу избирать поле работы, которое он хочет. Создать ему другие условия – это ведь мы не торопимся сделать. И наоборот, чувствуется, что хочется будто новые одежки надеть, а сущность оставить ту же самую. Я не верю в плодотворность этих кустарных, маленьких, я бы сказал даже, отчасти лицемерных попыток возродить какую-то там аренду и так далее. Тут может быть только откровенное признание провала марксистских теорий, и надо переворачивать страницу. Надо опять переходить на испытанные хозяйственно-экономические структуры… Во всяком случае, без этой нищеты и унижения в очередях, которые мы уже, слава Богу, столько лет терпим. Я думаю, это самое главное. Потому что нельзя больше, надо отказаться от попыток опять еще дальше говорить о каких-то плюсах социализма. Их нет нигде. Да и не было. Что такое социализм – никто даже по-настоящему сказать не может.
Партия отмирает, как государство по Энгельсу. Кто бы мог подумать, что так вот беззвучно начнут распадаться эти ткани. На чем все держалось? На трусости тех, кто теперь из партии бежит?..
…Горбачев отменил 6-ю статью Конституции, говорящую о руководящей и направляющей роли партии в нашей стране. И вся номенклатура заволновалась, почувствовав близость конца…
И в то же самое время он говорил, что он не может отказаться от социалистического выбора, потому что этот выбор сделал когда-то его дед. Именно поэтому он не может пойти на возвращение к частной собственности…
Мы слушали с недоумением. Причем тут выбор чьего бы то ни было деда?..
Ясно как день – перемены, начатые в политической жизни, требуют перемен в социально- экономическом укладе.
Большой новацией казалась тогда программа Явлинского «500 дней». Она раскладывала положительные изменения в экономике
«Разумеется, – писал Гайдар, вспоминая ее спустя пять лет, – к экономике это никакого отношения не имело, невозможно по дням расписать такой процесс, как масштабные социально-экономические реформы, особенно в условиях распадающейся экономики». Но дело было, подчеркивает Гайдар, не в экономике, а в политике – программа обещала «выбитому из привычной колеи российскому обществу простые рецепты создания рыночного счастья. Притом – малой ценой!»
Здесь самое время вспомнить Маркса – отроческое увлечение Егора Гайдара – и слегка перефразировать его: «…Даже ложная идея, овладевшая массами, становится материальной силой».
Что же получается, спросите вы меня, Гайдар готов был обманывать людей? Но ведь обманывать кого бы то ни было – нехорошо. А целые массы – и подавно!
Прочитайте тогда внимательно вот этот его абзац. Он, может быть, слишком сложно построен. Но зато, если вы сумеете его понять – вы поймете всю тогдашнюю (да во многом и сегодняшнюю…) ситуацию:
«Представление о том, что крушение социализма отнюдь не равнозначно появлению развитой, эффективной рыночной экономики, что родимые пятна социализма придется выводить десятилетиями, что предстоит огромная, тяжелейшая работа для того, чтобы создать хотя бы предпосылки нормально функционирующего рынка –
Вот эту выделенную нами мысль можно бы, конечно, выразить и попроще. Типа: большинство людей ни черта не понимают в экономике, а просто хотят жить спокойной и обеспеченной жизнью!
Летом 1990 года Гайдар обсуждал программу и с Явлинским, и с его соавторами – замечательными экономистами Е. Ясиным, Борисом Федоровым и другими. Он уверен, что «большинство из них ни в малой степени не сомневалось в ее утопизме». Тогда – зачем она была нужна?..
Да хотя бы затем, чтобы Ельцин и Горбачев, приняв эту программу, какое-то время проводили согласованную линию в экономике. Чтобы хоть что-то делали с экономикой! С экономикой, которая разрушалась на глазах.
Но советские функционеры уговорили Горбачева оставить в экономике все как есть. План «500 дней» навсегда остался на бумаге.
Между тем, пока мы в СССР медлили расставаться с «социалистическим выбором», в
