Изумившись, Жаров отрицательно покачал головой.
— Айн момент, — и Фрэнк открыл второй чемодан, набитый дамскими подвязками. — Шедевр! — восхищался он своим товаром. — Уилби возьмет с вас в два раза дороже.
— Разве и он торгует? — поинтересовался полковник, делая вид, что это нисколько его не удивляет.
— О да, это наш малый бизнес, — разъяснил Фрэнк, — но мы делаем и большой бизнес: скупаем ценные бумаги. Сейчас вся армия торгует, и конкуренты на каждом шагу. Так как же? — возвратился он к подвязкам. — Шедевр?
Офицеры отказались и от шедевра. Тогда Фрэнк распахнул еще один чемодан — с иголками для швейных машин.
— Лучшие в мире! И не дорого.
Офицеры переглянулись. Он рассмешил их, Фрэнк Монти.
— Знаете, Фрэнк, — сказал Жаров, — война не торговля, наших офицеров не занимает купля- продажа.
— Ну знаете, — изумился Монти, — это фикция. Война — бизнес, кому — большой, кому — малый, а все равно — бизнес, — с досадой захлопнул он крышки чемоданов.
— Мы не сговоримся: нам вот и бизнес ваш кажется обманом, грабежом, если хотите, гнусной наживой на чужой беде.
— Ну и ну, — все больше изумлялся Максим, шагая за Жаровым по коридору гостиницы и не обращая внимания на рыжего янки, который, впрочем, все равно ничего не понимал по-русски. — Вот вошли они сегодня, все высоченные, а мне сразу показалось — нам по пояс только. Поговорили — они еще короче сделались. А вот начали торговать — так совсем в карликов-уродцев превратились, едва до колен достают.
— Погоди, Максим, — подхватил Андрей, — узнаем их как следует, они совсем пигмеями станут. Вот не больше кулака, так, кажется, греки считали.
— Не все такие, — сказал Максим. — Видел я и настоящих американцев. Бравые ребята, и душа у них веселая, с азартом. Те били немцев, а эти... эти же торгаши и шантажисты.
Вернувшись в комнату, обескураженный Фрэнк начал рюмку за рюмкой потягивать виски. Его неудача, которую Уилби почувствовал сразу, видимо, успокоила майора.
— Однако мы освобождали Европу, — продолжал разговор Уилби, — не затем, чтоб устанавливать тут коммунизм. Нет-нет!
— Мы прошли много стран, а нигде не навязывали своих порядков, — возразил ему Березин, — дело самих народов устраивать свою жизнь, как им захочется.
— Ну знаете, дай народу волю, ничего не убережешь.
— Он создает — ему и хозяйничать!
— Ну нет! Ни к чему разжигать страсти.
— Так что же, — встрепенулся шумный Фрэнк Монти, — этак моими акциями в Чехословакии и в Румынии, а вашими, сэр, — повернулся он к Уилби, — в Германии и Венгрии может распоряжаться кто захочет? Я не согласен, нет, не согласен...
— Да не трещите вы, Фрэнк, — рассердился вдруг Уилби на его слишком прямую откровенность. — Много у нас с вами акций? Не в них дело.
— Нет, в них, — не сдавался разошедшийся и менее сообразительный Фрэнк. — Бизнес есть бизнес. Зачем тогда воевать?
— Ишь щеки-то нажевал! — сыронизировала над ним Оля.
Среди англосаксов неловкое молчание.
— Да, мы только берем у народа и ничего не даем ему, — раздумчиво произнес Ривер. — В этом наша слабость. А вы, — поднял он глаза на советских офицеров, — вы даете, и в этом ваша сила.
— Я все же за демократию, — поправился Уилби, — за американскую демократию, лишь бы каждый был волен распоряжаться своим добром.
— За демократию Уолл-стрита, сэр, — наклонился к Уилби Мартин Ривер. — Так это ж насос: им легко перекачивать народные денежки в ваши банки, сэр.
— Нет, за американскую, — рассердился майор, — и мы несем ее всюду: и во Францию, и в Германию, и в Чехию, которые мы освобождаем.
— Если всех их вы освобождали, как Чехию, я не порадуюсь за освобожденных, — срезала Уилби Власта. — К тому же где и когда вы освобождали Чехию? Да-да, где и когда? — переспросила она смутившегося американца.
— Пани Власта должна знать, что американские войска освободили Пльзень, Мост и другие места западной Чехии.
— Но как? Как? — настаивала девушка, с удовольствием чувствуя, как Оля поощрительно сжала ей руку.
Уилби передернул плечами.
— Не хотите, так я расскажу, как, — пригрозила Власта, приближаясь от окна к столу. — Я ведь живу в Пльзне, и мне своими глазами пришлось видеть, как господа американцы «освобождали» западный краешек нашей Чехии.
Мистер Джон Роу и сэр Крис Уилби нервно завертелись в своих креслах. Фрэнк Монти самодовольно улыбнулся и заикал. Лишь Мартин Ривер, нисколько не огорчившись, удовлетворенно откинулся на спинку дивана, закинув ногу за ногу, и, кажется, облегченно вздохнул.
— Ничего не скажу: по заслугам получают, — шепнул он Жарову по-немецки. — Ведь они журналисты- спекулянты, я не из их компании.
— В начале мая чешские повстанцы захватили Пльзень, и когда уж совсем прекратились бои, в город вошли американцы, — не без иронии продолжала Власта. — Ну и началось «освобождение». Сначала город освободили от Национального комитета. Попросту разогнали его, Затем американцы издали приказ и всю власть забрали в свои руки, а населению запретили выходить на улицу. Затем запретили выпуск всех газет, работу почты, телеграфа, радиостанции, приказали всему населению и чехословацким офицерам сдать оружие и в том же приказе потребовали от них обеспечить безопасность нацистским офицерам. Официальным языком сразу же сделали английский, как и немцы в свое время навязывали нам немецкий. Все документы требовали писать только по-английски. А все объявления и приказы печатались сначала по- английски, потом на немецком и только в самом конце — на чешском. А сколько там было пьяных дебошей с кровопролитием! И вы не стыдитесь называть это освобождением? — наступала на гостей Власта.
— Иисус Мария! — схватился за голову Йозеф Вайда.
— Война есть война... — смущенно и раздосадованно бормотал Уилби, проклиная в душе и свой заход к русским, и эту чешку-изобличительницу с ее острым как бритва языком. — То высокая политика, и не нам судить о ней.
— О нет! То низкая политика! — продолжала Власта.
Березин перевел дословно.
— Это оскорбительно, наконец, — рассердился Уилби, вставая.
— Да, оскорбительно, — икая, залопотал и Фрэнк Монти.
— Когда восставшая Прага, истекая кровью, звала на помощь, — продолжала Власта, — наш Национальный комитет в Пльзне организовал отряд добровольцев. Но пришел приказ американских властей отряд распустить и помощь Праге запретить. Лишь тайно некоторым из добровольцев удалось вырваться в Прагу. Это честно, скажите, честно? — все наступала девушка на Криса.
Мартин Ривер лишь посмеивался, радуясь, что достается Уилби.
— А зачем вы разбомбили пражские, пльзенские и другие заводы? — все допрашивала американцев Власта. — Шкодовские заводы работали на немцев — вы их не трогали. А немцам уходить — вы их разгрохали да еще тысячи домов разбили. Что это, военные бомбардировки?
— Это не военные, а политические бомбардировки! — воскликнул Жаров. — Все это низко, сэры и мистеры, И раз вы оправдываете это, мы не хотим оставаться с вами.
