— Все равно я за полюс силы, — не отступал Борис.
— А я за полюс права, — настаивая на своем, использовала Вера его словечко «полюс».
Березин давно присматривался к Хмырову. Что он за командир? Ясно, из тех, кого нередко поругивают, подтягивая к общему уровню. Но как ни жмут на него, заметных сдвигов пока нет. Чего недостает офицеру? Опыта, боевой выучки? Или характера? Чем и как разбудить в нем энергию, здоровое командирское честолюбие? Офицер не лишен патриотической гордости, а вот гордости за успехи своего подразделения у него недостаточно.
— А как вы в мирное время работали, Хмыров? — спросил однажды Березин офицера.
— На доске почета месяцами красовался.
— Тогда почему же отстаете теперь?
— Не ко двору пришелся...
— А мне сдается, причина в другом: сами своего дела не любите, с прохладцей относитесь к службе. — И в упор: — А что вы читаете?
— Где тут читать? — развел руками Хмыров. — Бои и бои.
— Вы забываете: если командир лишь начальник, узкий профессионал, он теряет духовную связь с людьми. А ему не только их в бой вести. Быть для них примером. Наша страна — университет для всего человечества. Понимаете, университет! Глядя на нас, о всей стране судят. Ведь каждый шаг наш, любое слово — это политика, большая политика! Тут много лет на нас только помои выливали. Говорили, ты хам, а ты, оказывается, вежлив и культурен. Говорили, ты вор и грабитель, а ты ничего чужого не берешь, скорее, свое отдашь. Говорили, ты насильник, а ты пальцем никого не тронул. Видал, какая политика!
В Березине людей привлекало умение проникнуть в душу, затронуть в ней самое дорогое, заветное. За каждой мелочью он видел важное и большое, к любому факту подходил с какой-то особой стороны, так что незаметное и обычное вдруг приобретало большой смысл.
Лишь один Костров по-прежнему относился неприязненно и к Березину, и к Жарову. В то же время он и завидовал им, их умению расположить людей к себе.
Новое столкновение произошло в блиндаже, когда комбат отчитывал Румянцева за проступок недисциплинированного солдата. После ухода командира роты Березин спросил Кострова, много ли у Румянцева таких недисциплинированных.
— Может, два-три, — отозвался комбат.
— Их-то вы, наверно, воспитываете? А как остальных?
— Да ведь они в основном боевые солдаты, герои.
— Вот и отлично: с ними-то и нужно работать, понимаете, массу поднимать.
— К сожалению, есть у нас командиры, — включился в разговор Жаров, — которые предпочитают готовое: им подавай лучших из лучших. Другие их готовят, воспитывают, они ими командуют.
— Плохой я был бы комбат, — нахмурился Костров, — если б подбирал себе кого похуже.
— Да, плохой, если б так. Но не велика честь подбирать себе только лучших. Это все равно, что жить чужой славой.
— Я беру и не самых лучших. Хоть Хмырова...
— Можно и Хмырова, — согласился Жаров. — Вы стремитесь любым способом избавиться от него. А ведь он был боевым офицером. Хмырова нужно воспитывать бережно и требовательно.
— Ворону в павлина не перекрасишь.
— Вы и сами стали похожи на Хмырова тем, что работаете вполсилы.
— Видно, подчиненный всегда не прав.
— Не в том дело, — возразил Березин, — совсем не в том. Обиды, мелочи заслонили от вас главное, больших дел не видите.
— А где сейчас такие дела? Вот уж какой месяц в обороне, готовимся к переходу через Карпаты. А в бою я не хуже других...
— Любой бой, любое фронтовое дело — это частица всей нашей борьбы. Разве нужно разделять — это можно делать хорошо, а это кое-как. Все делать отлично, во всю силу! — порывисто воскликнул Жаров.
Оставшись один, Костров облегченно вздохнул. Трудный, но откровенный разговор. Видно, допускает он какой-то промах. Есть над чем задуматься...
Березин не поверил своим глазам: на бруствере солдат плясал под пулями. Посмотрев в бинокль, майор узнал его: Ярослав Бедовой, новичок. Что за хулиганство! Видно, как его зовут в траншею, а он с злым упорством яростно отбивает чечетку. Немцы ударили из пулемета. Тогда на бруствер выскочил Семен Зубец, рванулся к плясуну и столкнул его в траншею. Березин заспешил туда.
Все стали пробирать Бедового за безрассудный поступок. А он сидит хмурый, насупившийся, с мокрыми блестящими глазами.
Все выяснилось тут же. В траншею принесли свежий номер дивизионной газеты «За честь Родины» с заметкой Якорева. С газетной полосы на всех смотрели мужественные лица Семена Зубца, Глеба Соколова, Ярослава Бедового. Семен спросил, почему вскользь упомянут Ярослав. А Максим возьми и пошути, дескать, Ярослав, похоже, с перепугу подбил танк: побоялся, задавит.
— Ах, с перепугу! — вызывающе воскликнул молодой солдат. — А посмотрим, кто смелее. Выскочи вот на бруствер...
— Что я, с ума сошел? — возразил Максим. — А сказал потому — ты же оставил раненого...
Якорев имел в виду недавний случай, когда пошли в засаду и наткнулись на противника. Завязалась перестрелка. Только отошли, глядь, нет бойца. Тот в паре с Бедовым был, и они отвечали друг за друга. Максим приказал вернуться и найти товарища. Ярослав же хмуро пробурчал, пойду, дескать, все равно погибать. Услышав это, Якорев остановил его и послал Зубца. И когда Якорев напомнил о том случае, молодой белорус побледнел еще более и, кусая губы, с вызовом зачастил:
— А, боишься, боишься!.. А я выскочу, — и он мигом вымахнул на бруствер.
Березин заговорил с солдатом тут же в траншее. Ярослав Бедовой смущен и расстроен. От него обычно слова не добьешься, а сейчас тем более. Молчун, а характером — порох.
Перед войной жил он недалеко от Буга и рано остался без отца и матери. Местный шляхтич, взявший к себе Ярослава, изо дня в день твердил ему: «Понравишься — озолочу, нет — выгоню, с голоду подохнешь». Хоть батрачонок и вырос, хозяин ничего не платил ему, он жил впроголодь. Но с приходом русских хозяин прогнал его, боясь, что большевики заставят сполна рассчитаться за все годы.
Тяжелая жизнь в молодости сделала Ярослава замкнутым. Даже в армии, куда он вскоре попал, ничего о себе не рассказывал, оттого никто и не понимал солдата.
— Убьют и убьют, кому я нужен! — обреченно махнул он рукой.
— Как кому! — удивился Березин. — А роте своей, где каждый боец на счету, а полку, дивизии? Вот подбил танк, а командир уж пишет, есть, дескать, такой солдат Ярослав Бедовой, геройски воюет. Комдив получил донесение, думает, нужно наградить. Командующему пишет. А тот в приказ — и орден! Газета — портрет, статью о тебе. Знайте Ярослава Бедового. Как же не нужен! А кто тебе новенький автомат дал? Рабочие военного завода. Если бы ты им был не нужен, не стали б тебе давать хлеб, обмундирование, оружие. А как на тебя зарубежные люди смотрят? Вот, говорят, пришел освободитель, спасибо ему, из неволи выручил. Выходит, всем нужен, всем!
В глазах Бедового блеснул огонек неподдельного изумления, и они подобрели.
— Не знал я, не понимал... — смущенно почесал он за ухом.
— А что товарищи пожурили, — продолжал Березин, — сам виноват. Мирись с ними да не сердись больше: они с добром к тебе.
Вырезку из газеты с портретом Ярослава Березин послал в село, где еще недавно батрачил Бедовой. Оттуда пришел скорый ответ. Односельчане гордятся земляком, горячо поздравляют с наградой, ждут как родного сына. Пусть возвращается с победой, и колхоз пошлет его учиться сначала в школу, а потом в
