более что у нас дети.
— Вот ваш припев ко всему! Ну что могут иметь общего с орловскими рысаками дети? ну какое сравнение? — горячась, говорила Надинь.
— Граф Тавровский! — доложил лакей, явясь в дверях террасы.
Надинь в минуту приняла самое беспечное выражение лица, грациозную позу, и, качнув с силою креслы, которые быстро стали качаться, она повернула голову к двери, где стоял Тавровский (тот самый, с которым мы уже знакомы; но тогда он был моложе, в самом расцвете лет). Он раскланялся с хозяйкой и с хозяином дома и сел возле Надинь, которая сказала:
— Что нового?
— Ничего… впрочем, я думаю, это будет ново: я ужасно устал и хочу спать! Представьте, мы вчера скакали верхом вместо жокеев, — отвечал Тавровский.
— Какие фарсы вы всё придумываете! и от этого вы не были на даче у князя? — спросила Надинь.
— Кто же выиграл приз? — спросил в то же время Марк Семеныч.
— Я, — ответил Тавровский.
— Значит, целая ночь прошла в поздравлениях?
— Угадали, и я, как видите, только переменил туалет — на лошадь и к вам!
— Браво! — смеясь, сказал Марк Семеныч.
— Да вы так превратитесь в самом деле в искусного жокея, — тоже смеясь, подхватила Надинь.
— Это кто стоит с mademoiselle Кларой? Неужели мисс Бетси превратилась в такую худенькую и стройную? — заметил Тавровский, глядя на луг, где бегали дети.
Надинь оправила вуаль на своей голове и довольно резко сказала:
— Это новая гувернантка, русская.
— Это что значит? зачем русская? — спросил удивленный Тавровский, смотря на Марка Семеныча, который с досадою отвечал:
— Я надеюсь, что моим детям надо уметь говорить по-русски?
— Mademoiselle Клара, mademoiselle Клара! — кричала Надинь, махая платком.
Француженка подбежала к террасе и раскланялась с Тавровским.
— Позовите детей и… как ее…
— Mademoiselle Анет?
— Да!
Разговор, разумеется, был на французском языке, на котором Надинь и продолжала, обращаясь к Тавровскому:
— Я должна вас предупредить, что эта mademoiselle Анет очень смешная особа; она держит себя, как будто она член нашего семейства.
И Надинь засмеялась.
— Ты привыкла к mademoiselle Кларе и ее манерам, и потому она тебе такой кажется! — с горячностью возразил Марк Семеныч.
Надинь подняла брови, как бы удивленная чем-то; и, улыбаясь иронически, сказала:
— Ты так преследуешь mademoiselle Клару, что я начинаю подозревать, что тебе не удалось приобресть ее расположение.
— Полноте! вы обижаете его! неужели у него такой вкус! — смеясь, сказал Тавровский.
— Шутки ваши слишком странны, Надежда Александровна! Вы очень хорошо знаете, что если бы гувернантка моих детей была и красавица, то и тогда бы я не стал заискивать ее расположение.
— Пуританин! — смеясь, подхватила Надежда Александровна и шепотом произнесла:- Тише: она близко.
Mademoiselle Анет в самом деле имела спокойно-величавую походку, которая при ее выразительно- красивом лице невольно бросалась в глаза, — тем более что возле нее, как угорь, вертелась mademoiselle Клара.
— Какая хорошенькая! поздравляю! Право, приятно иметь такую гувернантку, — шептал Тавровский.
Mademoiselle Анет медленно вошла на ступеньки террасы, пустив вперед детей, которые кинулись с распростертыми объятиями к Тавровскому. Mademoiselle Анет осталась на последней ступеньке, спокойно вынося взгляды сидящих.
Марк Семеныч подал стул mademoiselle Анет. Поблагодарив его, она села.
Надежда Александровна тотчас же встала и пошла в гостиную.
Тавровский, играя с детьми, не сводил глаз с новой гувернантки и шепнул Эженю:
— Ты, я думаю, очень рад, что у вас такая хорошенькая гувернантка?
— Еще бы! у ней отличные руки и уши. Я попробую снять с нее портрет, — важно отвечал Эжень.
— И подари мне.
— Граф! — кричала из гостиной Надежда Александровна.
Тавровский нехотя вошел в гостиную и сел в креслы, возле кушетки, на которой полулежала хозяйка дома. Она спросила язвительно:
— Вы, кажется, тоже были поражены ее надменностью?
— Она очень хороша собой.
— Как это скучно! Я вовсе не об этом хочу говорить, — не без досады перебила его Надежда Александровна.
— Извините!
С минуту длилось молчание. Надежда Александровна сказала:
— Ах, как шумят дети!
— Я скажу, чтоб они шли играть дальше.
— Не беспокойтесь… Mademoiselle Анет!
Mademoiselle Анет явилась в дверях.
— Потрудитесь увести детей в сад, — сказала Надежда Александровна.
Mademoiselle Анет молча пошла.
— Знаете ли, она у меня с утра, а я еще голоса ее не слыхала: она, кажется, боится говорить. Впрочем, у ней, может быть, дурные зубы.
— Посмотрите, какие отличные! вот она улыбнулась! — воскликнул Тавровский.
— Странно! я заметила, что женщины с дурными зубами все очень серьезны.
— Везде есть исключения. Вы так проницательны, что, верно, заметили, какая у ней маленькая ножка.
Надежда Александровна вспыхнула, и невольно ее нога быстро спряталась под платье.
Тавровский подошел к дверям террасы и стал глядеть на луг, где бегали дети, mademoiselle Анет и Марк Семеныч. Надежда Александровна тихонько подкралась к Тавровскому и тоже глядела на луг.
В самом деле, было очень любопытно видеть mademoiselle Анет, которая, отбросив свою гордую осанку, резвилась, как дитя. Она ловко изгибалась, обманывая детей, догонявших ее, и вдруг сделала такое движение, что гребенка выпала у ней из косы, и длинные, густые волосы, ничем не связанные, рассыпались по ее плечам. Она силилась вырваться из рук обрадовавшихся детей, чтоб привести свои волосы в порядок, но они не давали ей этого сделать.
— Какие волосы! как хороша она так! — сказал Тавровский.
Надежда Александровна кусала губы, щурясь, глядя на луг, и отвечала:
— Я держу пари, что эта гребенка упала с расчетом.
— И расчет был верен, потому что она так великолепно-хороша…
— Мне кажется, что она какая-нибудь колдунья. Посмотрите, как разбегался мой муж: хочет показать, что он еще молод! — смеясь принужденно, говорила Надежда Александровна.
— Я пойду тоже бегать! — сказал Тавровский и кинулся с террасы.
— Поль! Поль! — стиснув зубы, кричала ему вслед Надежда Александровна.
