— Вы правы! я сегодня убедилась в этом.
Вошла mademoiselle Анет. Вид ее был так покоен и горд, что Надежда Александровна, обратись к mademoiselle Кларе, стоящей сзади ее кресел, сказала по-французски:
— Какая наглость! — и продолжала по-русски вопросительным тоном: — Где вы были вчера вечером, mademoiselle Анет, когда с час вас ждали в вашей комнате?
— Я гуляла!
— Ха-ха-ха!.. слышите, гуляла!! как прилично — одной, ночью!
— Здесь деревня!..
— Но вы забыли, что живете не с мужиками.
— Я это очень хорошо вижу.
— А позвольте узнать, с кем вы гуляли?
— Надежда Александровна, удалите детей! — весь дрожа, заметил Марк Семеныч.
— Мисс Бетси, уведите их, пожалуйста.
— И лакеев! — перебил ее муж.
— Что до людей, они мне нужны, чтоб уличить вас, ослепленного ее лицемерством.
— Я запрещаю далее продолжать такие сцены: они — пятно на чести дома! — задыхаясь, говорил Марк Семеныч; но Надежда Александровна возвысила голос и сказала:
— Антон, ты видел ее вчера в поле?
— Видел-с! — отвечал Антон.
— Кто же с ней был?
— Надинь! — грозно крикнул Марк Семеныч.
— Господин Тавровский! — поспешно проговорил лакей.
— Лжешь, мерзавец! пошел вон! — в ярости воскликнул Марк Семеныч, поднял руку, но, как бы опомнясь, указал лакею выразительно на дверь и продолжал: — Все, все уйдите отсюда! и вас, mademoiselle Клара, прошу оставить комнату! — и потом, обратясь к Надежде Александровне, он с презрением прибавил:- Вот до чего вы довели меня, что я чуть в вашей комнате не ударил этого лжеца.
Надежда Александровна сидела потупив глаза. Марк Семеныч был даже страшен в эту минуту.
— Позвольте мне оставить вас! — сказала mademoiselle Анет, обращаясь к Марку Семенычу, который в негодовании воскликнул:
— Да, да, вам нельзя ни минуты оставаться здесь!
Mademoiselle Анет вышла из комнаты, а Надежда Александровна, оставшись одна с Марком Семенычем, как бы себе в оправдание, воскликнула:
— Она даже не простилась со мной!
— И имела полное право!
Когда mademoiselle Анет возвратилась к себе в комнату, Тавровский стоял у окна. При виде ее он радостно кинулся к ней, сказав:
— Боже мой, как они вас мучат здесь! всё готово: уезжайте скорее!
— Куда? — с удивлением спросила mademoiselle Анет.
— Доверьтесь мне! Коляска вас ждет. Вам не должно оставаться здесь ни минуты.
— Я должна проститься с Марком Семенычем.
— Этот человек опять вас поставит в затруднительное положение. Бойтесь его: под личиною дружбы…
— Прошу вас ничего не говорить мне о нем.
— Извольте! я скажу только одно: вы должны если не для себя оставить этот дом и удалиться от Марка Семеныча, то хоть для бедных детей!
— Что вы говорите! — побледнев, воскликнула mademoiselle Анет.
— Будто вы не замечали ничего!
Дверь с шумом раскрылась, и Марк Семеныч вбежал в комнату. Его взгляд был дик, и он, грозно подойдя к Тавровскому, сказал:
— Кто дал вам право распоряжаться здесь? к чему эта дорожная коляска?
— Mademoiselle Анет желает оставить ваш дом, — покойно отвечал Тавровский.
Марк Семеныч вздрогнул и сказал:
— Как! Я позволю увезти ее из моего дома!
— Я думаю, мы имеем равные права… то есть никаких… на mademoiselle Анет.
— Это по вашему желанию он приехал? — весь дрожа, спросил Марк Семеныч mademoiselle Анет, бледную и всю в слезах.
— Нет, я ничего не знала! — отвечала она.
— Извольте идти вон отсюда! вы лжец! — воскликнул Марк Семеныч.
Тавровский побледнел и, стиснув зубы, с минуту не мог ничего сказать, потом, вздохнув тяжело, подошел к Марку Семенычу, сконфуженному от своей горячности, и сказал тихо:
— Уйдемте отсюда: мы беспокоим mademoiselle Анет (которая сидела на стуле, закрыв лицо руками).
Она долго сидела в таком положении, как вдруг вбежала к ней с воплями Надежда Александровна. Волосы ее были в беспорядке, вуаль упал с головы. Бледная, задыхаясь, она бросилась на колени перед mademoiselle Анет и, хватая у ней руки, невнятно бормотала:
— Спасите, спасите… дети!.. Они хотят стреляться!..
Голос ее замер, и она упала без чувств на грудь mademoiselle Анет. Как ни был велик испуг гувернантки, но она заметила причину вечного вуаля на голове Надинь: красное родимое пятно было на затылке этой дамы.
Mademoiselle Анет смочила голову водой, натерла виски одеколоном и тем привела в чувство Надежду Александровну. Первое, что она произнесла, открыв глаза, было:
— Ах, бегите, бегите к нему, умолите его!
— К кому?
— К Марку Семенычу, — рыдая, говорила Надежда Александровна.
— Отчего же не вы?
— Я, я всему причиной: я не должна показываться ему на глаза.
Mademoiselle Анет кинулась в кабинет к Марку Семенычу, которого она застала писавшего. При виде ее Марк Семеныч поспешно встал.
— Вы стреляетесь? — спросила mademoiselle Анет.
— Кто вам сказал?
— Надежда Александровна. Она у меня в комнате.
— Несчастная…
— А ваши дети?
Марк Семеныч, закрыв лицо руками, кинулся на стул. Mademoiselle Анет упала перед ним на колени и со слезами сказала:
— Откажитесь от вашего намерения.
— Я поступлю подло.
— Для пустых людей; а каждый порядочный человек, напротив, будет еще более уважать вас. Какого скандалу наделает ваша дуэль!.. Бедная ваша жена, дети… Нет, Марк Семеныч, нет, я, как ваш друг, я не допущу вас до этого!
— Друг, друг мой! вы требуете моей чести! — нагнувшись к mademoiselle Анет, говорил Марк Семеныч.
— Что выше для вас — честь или долг?..
— О! пожалейте меня… но что я могу сделать?
— Помириться!
— Нет, нет! я слишком оскорблен, я… ни за что первый!
— У вас будут просить прощенья.
— Хорошо! на одном условии.
