– Чем он таким занимается? – подошла с иного конца Нелли, коей слово кат решительным образом ничего не говорило.
– Пожалуй, при своей жизни он ничем и не занимался. Однако ж он знает много чего такого, что человеку лучше бы и вовсе не знать. Недобрые знания передаются в сей семье от отца к сыну, таков их крест. Однако ж, – отец Модест поморщился, – сдается мне, его знаниям суждено вскоре оборотиться практической стороной. С чего ордынцы разговелись вдруг впервой за сто лет? Придется сие выведывать.
– Пыткою? – Нелли передернула плечами.
– Пытошное дело осталось в России и просвещенной Европе, – гневно возразил отец Модест. – У нас не рвут людей каленым железом и не дергают на дыбе. Однако в человеческом теле есть малые места, одним прикосновением к коим можно выведать любой секрет. Есть бреши и в мозге человека. Всем скверным этим искусствам род Нифонта обучался у китайцев.
Нелли хотела еще спросить, кто ж шел замуж за потомков нещасного Мелентия, однако ж не успела.
– Хорошие новости, но и куриозные, Ваше Преподобие, – Роскоф казался весел. – Первое, Катерина вернулась цела-невредима.
– Ну и Богу слава, – облегченно вздохнул отец Модест.
– Так вы знали разве, что она в тайге? – подивилась Нелли.
– Хорош порядок воинский, когда начальники не знают, кто в нетях. Но второе, Филипп?
– Девица воротилась с гостем, – отозвался вместо Роскофа Зайниц. – Ордынцы взяли пленника, и вроде бы не вовсе Вам незнакомого. Он теперь в гостевой горнице княсь Андрея. Бедняга на человека не похож.
– Жили в тиши, не тужили, – отец Модест казался раздосадован. – Я чаю, многовато событий для нашей глухомани. Да кто сей таков?
– Человек ученый, безобидный. Собиратель травок да жучков.
– Ах, вот оно что! Ботаник! – Отец Модест расхохотался. – Как его бишь, Силантий, вру, Леонтий… Михайлов! Запретил бы я эдаким чудакам проводить свои изыскания без солдатской охраны!
– Вот вить что занятно, монгольцы до того обнаглели, что уж на том берегу его сцапали. Ну да сам он расскажет.
– Что ж, послушаем рассказов, все одно ночь не почивать.
Князь Андрей Львович оказался там же, его-то первого и увидала Нелли, которую, впрочем, никто к Михайлову не звал. Князь стоял у окошка, оборотившись лицом к собравшимся, и весь вид его изобличал задумчивость. Был в горнице и лекарь Никита Артамонович, вооруженный слуховою трубкой из кости, торчавшей из верхнего карману. Натуралист же сидел в удобных креслах у самой печи. Самодовольная до невозможности Катя прихлебывала из толстой чашки дымящийся взвар бадана с молоком.
– Мы тут извелись из-за тебя! – бросилась к ней Нелли.
– Ну и ничего со мной не сделалось, – отозвалась та преспокойно. Нелли только рукой махнула.
Горница была самая изрядная в Крепости, и, когда вошли отец Модест, фон Зайниц и Роскоф, а к ним и Нелли в привесок, все ж осталось просторно.
– Щаслив видеть знакомые лица, – Михайлов, хоть и не без усилия, поднялся и отвесил учтивый поклон. – Равно, впрочем, и мое щастие видеть лица покуда новые.
Зайниц поклонился.
– Воистину не был бы я удивлен столь безмерно, обнаруживши под сим нещедрым солнцем рощу кокосовых пальм, – продолжил Михайлов, согревая пальцы о кружку, стоявшую также и перед ним. – Вроде уж и май-травень настает, а намерзся в тайге. Вить и не намок, когда через реку-то меня волокли, а кости хлад почуяли. Тако все и зябну. Но, быть может, дрожу также из опасений за дальнейшую судьбу свою.
– Хуже было б Вам угодить в Монголию, тут девица права, – ответил князь Андрей Львович. Нелли заметила, что при слове «девица» Михайлов кинул быстрый взгляд на Катю, но промолчал.
– Не сомневаюсь, жребий мой был бы плачевен, – отозвался Михайлов, жадно приникая к кружке. – Однако ж ныне он темен. Робинзонада сия, сдается мне, добровольная. Добровольным уединением человек дорожит. Вижу, что едва ль меня отпустят восвояси, хоть бы и под слово чести.
– Не тревожьте зря душу, – ответил князь Андрей. – Быть может, Вас и выпустят отсюда под слово, однако ж не сразу. Мы должны знать, кому доверяемся. Покудова почитайте себя нашим гостем, а там Бог весть.
Вошла, с деревянною миской в руках, женщина, которую Нелли по имени не помнила.
– Чаю, уморили человека расспросами, не успел от поганых опамятоваться, – с добродушною усмешкою произнесла она, ставя миску на стол и снимая полотенце. По горнице разнесся приятнейше щекочущий обоняние масляный пар. – Вот уж пирожки горячие.
– Да не из чего так хлопотать, Федора Силовна, – князь не без удовольствия прихватил теплый коржик.
– Какие хлопоты, – отмахнулась женщина. – Всю ночь стряпаем. Коли нехристи утром на приступ пойдут, не сидеть же голодом на стенах.
– Греки весьма предписывали воевать натощак, для лучшего заживления ранений в области чрева, – Никита Артамонович последовал примеру князя.
– Типун тебе на язык, покуда никто из наших сильно не поранен.
Женщина вышла.
Нелли, вспомнив неприятную манеру ученого мужа тискать съестное из общей вазы пальцами,
