меня или господина Сирина? Ты бы так, пожалуй, оказала ему изрядную услугу.
– Я чаю, и монгольцы хотели мне услужить, – Михайлов, он же Танатов, взглянул на фон Зайница язвительно.
– Первое, все одно Никита не виновен, – воскликнула Нелли. – Подтвердилося, что от родителей он бежал. Виновен Михайлов или нет, а уж меж собою они не сговаривались, нето б не разошлись в именах.
– Жалею, маленькая Нелли, что прекрасну полу нету дороги к Фемиде, – улыбка отца Модеста проглянула в озабоченном лице, словно лучик солнечный в грозовом небе. – Адвокат бы из тебя вышел изрядный. Но не терзайся о господине Сирине, он уж почти оправдан.
– Не ране ему будет оправдание, отче, чем станет явно, как второй оказался на нашем берегу, – внушительно произнес князь Андрей Львович.
– Единственное я вижу средство сыскать правды, – отец Модест высоко вскинул голову. Нелли показалось, будто вся фигура его подобралась, словно он собрался фехтовать.
– Семь десятков лет мы без того обходились, – лекарь облизнул губы, словно его истомила вдруг жажда.
– Сто лет Крепости ничего не грозило, – парировал священник.
Глаза Михайлова, тьфу, Танатова забегали по лицам присутствующих, ровно встревоженные мыши, потерявшие вход в забитую нору. Нелли один раз видала такое в амбаре. Наконец взгляд его остановился на князе, чье чело бороздило морщинами какое-то тяжелое сомнение.
– Молю Вас, сударь, ужели здесь призывают к насилию над путешественником, без того пострадавшим безвинно? – слезно произнес он. – Ради человечности! Допустите меня пожить среди вас, убедитесь в моей искренности! К чему спешить, все одно мне некуда бежать отсюда!
– Когда б мы были в том уверены, – решился наконец князь Андрей. – Ошибка слишком дорога. Никита Артамоныч, вить Его Преподобие прав. Сделай милость, распорядись.
Лекарь, побледневший в лице, кивнул головою и вышел.
– По какому праву здесь творится какой-то самосуд над подданным Ее Императорского Величества?! – вскрикнул Танатов, спиною отступая в самый угол горницы.
– Самое время вспомянуть о бренных порфирах, – неприятно засмеялся фон Зайниц.
– Сударь, имея честь сразиться бок о бок с Вами, я, чего бы то ни было, обрел к Вам полную доверенность, – сердечно произнес Роскоф, с протянутыми руками подходя к Сирину. – Щаслив стану считать Вас середь своих друзей.
Молодые люди обнялись.
– Я послал оповестить Нифонта, – сухо объявил Никита Артамонович, явившись в дверях.
– Могу ли я взять сего человека на поруки моим гостем? – спросил отец Модест, кивнув на Сирина.
– Бери под свой ответ, – Андрей Львович глядел неласково.
Танатов имел вид самый недоуменный. Нелли же, напротив, никаких пояснений не требовалось.
Глава XXIX
К полудню уж утомились ждать нападения. Ордынцы все медлили, и защитники Крепости, кроме невеликого числа караульных, разошлись отдыхать. Нелли же, после бессонной ночи, оставалась вполне бодра, хотя зеркальце и показывало лицо осунувшееся, с огромными полукружьями синяков под глазами. Больше всего ей хотелось бы теперь заседлать лошадку на конюшне и скакать часа три по просыпающейся весенней тайге. Однако как раз этого и нельзя было сделать. Только сейчас она понимала, чем была в старые времена осада для здешних жителей. Осада, оказывается, не только опасность и кровь, нет! Нелли вспомнилось вдруг, как в десять лет выздоравливала она после коклюша. Весна, пусть и поскромней этой, таежной и яркой, гуляла за стеклами окошка, пробиваясь травою, одевая деревья в зеленый туман. Но в горнице весны не наступало: ни потрогать, ни понюхать, ни пробежать в легких туфлях по изменившемуся саду. Чем-то вроде опостылевшей тогда горницы предстала ей Крепость. Горы видны отовсюду – и так недоступны! Как же, оказывается, тесны улицы и дома, сжатые безопасным кругом валунов и кольцом частокола!
Арина, к которой забежала Нелли в ее горницу, лишенную теперь своего ковра и прохладную от мытого мокрого пола, чувства эти вполне разделяла.
– Только мне еще все мнится, будто я уж знавала такое раньше, – призналась она. – Да и не странно. С детства все здешние старины наизусть знаю. Живут они во мне, вот и помнят то, чего я сама помнить не могу.
– Как мои камни, – задумалась Нелли.
– У каждого свои собеседники. Только эта осада не прежним чета, пустяк. Мне так сдается, ордынцы и вовсе не воротятся. Сунулись оттого, что давно не биты. Спокойствие приграничное, оно памятью стариков кормится. Теперь небось померли все, кто сам знал, что Крепость сильна сделалась. Вот молодые и расхрабрились.
– Думаешь, другой причины нету? – Нелли все колебалась, рассказать ли Арине про Верхуславу или погодить. Сомнения нету, Арине такой рассказ куда как интересен, только для самое Нелли недавние события давность заслонили.
– Да откуда ж ей быть, другой причине? – Арина с трудом поднялась, опершись на резную палочку. Перебирая свободной рукою по стене, добрела до окошка. – Не идут на приступ-то, а мы с Соломкою спор держали на китайского болванчика, что и не сунутся! Ну и кто прав вышел?
Права вышла Арина, час спустя вылазка разведчиков донесла, что лагерь снялся. Верно, поутру, посчитавши потери, ордынцы решили не нападать, а развернуться восвояси.
Решено было не догонять, только пустить за врагами следопытов.
Катя на радостях умчалась в горы, а Нелли, замешкавшаяся, оказалась поймана близ ворот некстати
