Ищут человека по прозвищу 'Мясник'.
Прозвище он придумал ночью, когда раздумывал над тем, какую статью напишет в его честь Энн Джефферс. Он уже совершил два убийства и, хочешь не хочешь, людям придется наградить его прозвищем. Ведь существовали же на свете и 'Сын Сэма', и 'Бостонский душитель', и 'Убийца с Зеленой речки'. У Ричарда Крэйвена, правда, прозвища не было, но оно и к лучшему.
Обрести прозвище – значит сделаться еще более знаменитым, чем Ричард Крэйвен.
Итак, его прозвище – 'Мясник'.
В этом слове чувствовалась скрытая сила, а силу он уважал. Может быть, стоило послать утром записочку Энн и подписаться таким вот образом? Тогда – дня через два-три – в Сиэтле его стали бы называть именно так – Мясником.
Он думал об этом всю ночь, произносил это слово на все лады, перекатывал его во рту, словно камешек. Лежал без сна, свыкался со своим новым именем и ждал наступления утра.
Утром должен был выйти свежий выпуск 'Геральд'. Он, разумеется, отправился бы за ним с первыми лучами солнца, но с усилением активности полиции это становилось слишком рискованным предприятием. Ему пришлось ждать – ждать того момента, когда в госпитале началась пересменка. Только в этом случае его одинокая фигура не привлекла бы к себе внимания. Вот когда нужно было идти к номеру семь- одиннадцать.
А теперь он опоздал. Теперь покупать там газету слишком поздно и опасно, особенно после того, как он поскользнулся и тем продемонстрировал свою нервозность людям, которые, возможно, следили за каждым его шагом. Теперь ему придется подниматься по Пятнадцатой улице целых три квартала, чтобы выйти к ЦКП.
'Центр качественных продуктов' – вот что это такое. Или 'Центр королевских продуктов' – так называли эти магазины на Бродвее. Потому-то он туда и не ходил. ЦКП на Пятнадцатой – совсем другое дело. Там он бывал тысячу раз, поэтому если бы его спросили, отчего он не на работе, он бы ответил, что болен, о чем свидетельствовал его весьма потрепанный вид – бессонные ночи даром не проходят. Кстати, он только что позвонил на работу и предупредил, что заболел гриппом, поэтому в течение ближайших трех дней можно было ссылаться на грипп.
Ему нужно вести себя абсолютно нормально. Нормально и спокойно. Можно даже купить несколько журналов и супу. Он и в самом деле так бы поступил, если бы заболел по-настоящему.
Нужно вести себя по-умному. Он и в самом деле умен – что бы ни думала мать о его умственных способностях. Следует быть предельно осторожным и все тщательно продумывать. Тогда очень скоро он станет знаменитым.
Не менее знаменитым, чем Ричард Крэйвен, а то и более – скажем, как Тед Банди.
Если его, конечно, до этого не поймают.
Оттого-то нельзя просто так уйти от номера семь-одиннадцать. Надо сделать вид, что он пришел сюда за какой-нибудь малостью. С презрением отвернувшись от газетного киоска, он направился в секцию самообслуживания и сделал вид, будто рассматривает обложки журналов на одном из стендов. На самом деле он обследовал помещение магазина на предмет возможной слежки.
Однако, за исключением скучающего кассира, зал был пуст. Тем не менее за ним могли следить через окно с улицы. К примеру, из какой-нибудь машины.
Он отошел от стенда с журналами – лучше всего прикупить их в ЦКП вместе с газетой, – и направился к прилавку. Подхватил коробку мятных пастилок и расплатился за них. Когда он появился в дверях магазина, то сделал вид, что все его внимание сосредоточено на цилиндрической коробке пастилок – он ее распаковывал. На самом же деле он рассматривал автомобили, припаркованные поблизости.
Машины пустовали, кроме одного черного 'кадиллака', который – он был уверен в этом – принадлежал мелкому наркоторговцу. По крайней мере, эта машина ему часто попадалась на глаза, а судя по людям, которые постоянно около нее толпились, к полиции она не имела никакого отношения. Забросив в рот мятную пастилку, он перешел на другую сторону улицы и двинулся по Пятнадцатой улице вверх, направляясь в ЦКП. У входа он разжился корзинкой и двинулся в зал в секцию консервированных супов, где прихватил три жестянки с куриным вермишелевым супом. Затем он направился к прилавку кассира. Как он и думал, рядом с кассой лежала пачка 'Геральд'. Когда он взял из пачки один номер, его руки тряслись – правда, не очень заметно. Он бросил газету на прилавок вместе с номерами 'Энквайэрер', 'Глоуб' и 'Пост- интеллидженсер'. Рядом он утвердил три жестянки с супом. Он уже полез было в карман за деньгами, когда кассир вдруг заговорил:
– Вы про убийство слышали?
Сердце забилось как бешеное, руки мгновенно похолодели, а ладони увлажнились.
– Убийство? – пролепетал он вслед за кассиром. Надо было сказать что-нибудь еще. Но что? Знает он, к примеру, об убийстве или еще нет? Ну конечно же, знает! Об этом вчера весь день говорили по радио, а вечером передавали по телевизору в новостях.
– Вы о трупе, который нашли в парке Волонтеров? – спросил он. Нормально получилось. И голос звучал прилично, и интонация что надо. Интерес, несомненно, присутствовал, но в меру.
– Она была здесь перед тем, как ее убили, – тем временем сказал кассир.
Колени сразу же ослабли. Когда он начал вынимать бумажник, то не сумел удержать его в дрожащих пальцах и тот упал на пол.
– Черт, – простонал он и нагнулся, чтобы его поднять. Впрочем, это оказалось ему на руку, он получил несколько секунд, чтобы продумать ответ. Кроме того, он, что называется, въехал, и когда вылез из-под прилавка, то смотрел на кассира круглыми от удивления глазами.
– Здесь? – переспросил он. – Вы хотите сказать, что перед смертью она заходила сюда?
Кассир с готовностью закивал. Как только он заговорил снова, стало ясно, ему приходилось пересказывать эту историю как минимум раз десять.
– Она заходила сюда каждый вечер, чтобы выпить чашечку кофе перед тем, как идти домой.
