Залевского. Веселые, жадные до жизни, они и сами никогда не унывают и заражают других оптимизмом. Особенно ценны такие люди в боевой обстановке. В тяжелую минуту они помогут преодолеть усталость, побороть страх, укрепить уверенность в победе над врагом.
…Утром мы прибыли на аэродром. Там уже стоял готовый к вылету самолет ТБ-3. На нем нам предстояло добраться до Китая. Вездесущий и заботливый Адам Залевский приехал на стоянку еще до рассвета и приготовил для нас все необходимое.
Но вылет задерживался. Дежурный сообщил, что горы па маршруте Кульджа — Хами закрыты облаками. Самолеты в то время не имели оборудования, которое позволяло бы летать в любых условиях, и нам пришлось смириться.
С вышки командного пункта мы заметили группу людей, которые, судя по всему, не имели никакого отношения к обслуживанию полетов.
— Кто такие? — поинтересовались у Залевского.
— Добровольцы, — ответил он. — Их надо разместить на трассе Кульджа — Ланьчжоу, чтобы они встречали и обслуживали экипажи. А они вот здесь сидят. И уже давно. Приходят сюда каждое утро а упрашивают, чтобы я их отправил с какой-нибудь оказией.
Мы решили поговорить с комиссаром трассы Василием Ивановичем Алексеевым.
— А вы не пытались добиться, чтобы самолеты вам все-таки дали? — спросил Рычагов.
— Самолетов пока нет, но скоро будут, — ответил Алексеев. — От нормального функционирования трассы Алма-Ата — Ланьчжоу во многом зависит переброска подкреплений, ваша боевая работа в Китае.
Через несколько часов облачность начала рассеиваться. Взорам открылась величественная панорама горных хребтов. И< гранитные вершины, казалось, подпирали небо. Надев парашюты, мы заняли места в самолете. Тяжелый ТБ-3 сделал разбег, оторвался от полосы. Он долго кружил над аэродромом, набирая высоту, необходимую для преодоления гор, затем взял курс на юго-восток.
И вот государственная граница осталась уже позади, а горным вершинам, казалось, не будет конца. Угрюмые скалы, освещенные тусклым декабрьским солнцем, безмолвно охраняли первозданную тишину этого безлюдного края. В глубоких ущельях таился мрак.
Вершины хребтов постепенно становились все ниже. И тогда под крылом появлялись плоскогорья. Но и на них, сколько мы ни всматривались, не могли обнаружить селений. Однообразной и унылой выглядела пров. Синьцзян.
Самолет пошел на снижение. Земля становилась ближе, но ничуть не привлекательнее: те же скалы, ущелья, ни единого кустика.
Приземлились мы на аэродроме у маленького, неуютного городка Хами. Нас отвели в гостиницу, сказали, что здесь придется подождать до утра. В холодном помещении царил полумрак: в окнах вместо стекол промасленная бумага.
Полет был утомительным. Наскоро приготовив ужин из продуктов, предусмотрительно захваченных с собой, мы поели и, не раздеваясь, легли спать. Проснулся я от крика за окном. Мне показалось, там кто-то ссорится. Отогнув угол промасленной бумаги, я увидел трех мужчин. Никто из них драчливых побуждений не выказывал. Позже мы убедились, что громкий, крикливый разговор — обычен для китайцев, и не стали обращать на ото внимания.
Там, где течет Хуанхэ
В Ланьчжоу у нас высвободилось время для осмотра города. Как раз здесь проходила Великая китайская стена. В том, что она действительно великая, мы убедились собственными глазами. Ширина ее позволяла свободно промчаться тройке лошадей.
Какой же титанический труд пришлось затратить китайскому народу, чтобы вознести такое мощное сооружение. Теперь эта стена потеряла снос военное значение и представляет интерес лишь как исторический памятник.
В Ланьчжоу стена проходит по крутому обрывистому берегу Хуанхэ. В сочетании с этой естественной преградой она была в давние времена неприступной крепостью. С высоты ее мы долго любовались открывшейся перед нами панорамой. На противоположном берегу раскинулись рисовые поля. По реке плыли плоты, сделанные из бараньих шкур, надутых воздухом. Вода под ними отливала желтизной. Хуанхэ — река мощная и своенравная. Она часто прорывает оградительные дамбы и приносит людям большие бедствия.
На аэродроме в Ланьчжоу мне довелось познакомиться с начальником базы полковником Владимиром Михайловичем Акимовым. Эта база служила своего рода транзитным пунктом, через который из Советского Союза в Китай перебрасывались летчики-добровольцы, военная техника, снаряжение и другие грузы.
В Китае Акимов находился с 1925 г., участвовал в гражданской войне. За героизм, проявленный в боях, Советское правительство наградило его в 1927 г. орденом Красного Знамени.
Меня, как человека, впервые попавшего в Китай, интересовало многое. Ведь здесь нам предстояло жить и работать. А Акимов хорошо знал эту страну, побывал во многих городах, встречался с некоторыми руководящими деятелями.
Много интересного начальник базы рассказал, в частности о Чан Кашли и его жене, о продажности правящей клики. Он одобрительно отозвался о действиях 8-й Национально-революционной армии, которой командовал Чжу Дэ, разъяснил, какие взаимоотношения сложились в данный момент между коммунистической партией и гоминьданом.
Пора уже было уходить. Но Акимов продолжал говорить. Чувствовалось, что его очень обрадовала встреча с соотечественником.
— Да, я же не сказал вам об одном трагическом событии, вдруг вспомнил при расставании Владимир Михайлович. — Вы о Курдюмове слышали?
— Слышал. Вы имеете в виду командира эскадрильи?
— Совершенно точно. Так он погиб.
— Как погиб? — вырвалось у меня. — В бою?
— В том-то и дело, что нет. При посадке на аэродроме Сучжоу он был выброшен из самолета и, не приходя в сознание, умер.
Это сообщение сильно встревожило меня. В. Курдюмов был опытным командиром. Не случайно ому доверили возглавить первую группу советских летчиков-добровольцев, направляющихся в Китай.
— Как же это случилось? — спросил я у Акимова.
— На китайской трассе, — ответил Акимов, — аэродромы находятся на значительном расстоянии друг от друга. Поэтому сбор группы после взлета нужно производить очень быстро, а садиться обычно с ходу. Иначе может не хватить горючего. Как опытный летчик, Курдюмов предусмотрел это. Но другого он не учел — меньшей плотности воздуха на тех аэродромах, которые расположены высоко в горах. Привычная на равнине по садочная скорость здесь оказалась высокой. Его самолет выкатился за пределы полосы, перевернулся и сгорел.
«Какая нелепость, — подумал я. — Долететь до самого Китая, преодолеть столько трудностей и вдруг погибнуть, не вступая в бой?!»
Да и остальных летчиков эта трагедия, видимо, травмировала морально. Надо было поскорее с ними увидеться.
На следующее утро наша группа вылетела на двух самолетах СБ: на одном — мы с Рычаговым, на другом — Благовещенский и Смирнов. Приземлились на аэродроме в Наньчане, где базировалась эскадрилья наших истребителей.
Обстановка там оказалась невеселой. Летчики ходили мрачные, злые. В тот день их серьезно потрепали японцы. Два человека погибли. Сказывалось отсутствие командира. Воздушные бои без него проходили вяло, неорганизованно. Летчики не имели боевого опыта.
Люди в этом подразделении подобрались хорошие. Селезнев, Панюшкин, Демидов, И. Г. Пунтус, С. Ремизов, В. П. Жукотский, Казаченко, Конев, П. Панин, Вешкин — вот первые советские бойцы, пришедшие на помощь китайскому народу. Они прибыли сюда добровольно, все, как один, горели желанием траться с японскими захватчиками. По после нелепой смерти командира эскадрильи многие из них приуныли. К тому же им вес время приходилось воевать с численно превосходящим противником. Одному советскому истребителю противостояло, как правило, пять-семь японских. Вражеская авиация производила налеты на
