Витя, принес еще мороженое. Они молча ели его. Вдруг Андрей выпрямился.
К машине подошел человек. Обычный мужчина, лицо серое, одет просто и строго, чуть полнеющий, лет сорока. Он бегло, но внимательно осмотрел машину, открыл дверцу и сел.
— Ну, — шепнул Витя и вдруг встал. — Если этот гусь не будет орать и меня не ударит, то деньги у него дома…
Человек уже выезжал из ряда, когда дорогу ему перегородил Витя. Он встал спиной к машине, продолжая есть мороженое. Человек посигналил. Витя оглянулся, махнул на него рукой, не уступая дороги.
Андрей с удивлением следил за ними со стороны.
Мужчина, высунувшись из окна, глядел на Витю, затем сдал назад, с трудом развернулся, снова осторожно двинул машину вперед, объезжая Витю. Тот вдруг кинул мороженое в заднее стекло.
Андрей ждал.
Мужчина внимательно оглядел Витю, затем тронулся дальше, объехав, обернулся, прибавил газу. Машина его вышла на улицу и, не спеша, пошла среди других. По стеклу стекало растаявшее мороженое.
Андрей встал, он почему-то был взволнован. Подошел Витя.
— Да ты Печорин какой-то, фаталист, — Андрей похлопал его по плечу. — Я все ждал, когда он тебя бить начнет.
— Зачем? — Витя вытер пальцы, закурил, улыбаясь. — Он не мог, он был занят… Он сохранял свои деньги. Я же хам, а у него деньги, а я хам, а у него деньги…
Они стояли, смотрели друг на друга.
— А что, Андрюх, давай грабить будем.
— А писать?
— И писать. Грабить и писать. Писать и грабить…
— Шашлык? — смеясь предложил Андрей и они пошли по улице.
— А деньги?
— Мне одна женщина за успехи двести рублей подарила вчера…
В общежитии Андрей зашел к знакомому оператору, взял у него бинокль.
— Девок в окнах подглядывать? — спросил тот.
— Девок.
— А где смотреть будешь?
— У бани, на Киевской…
Он ждал его у стоянки. Когда мужчина появился, Андрей отвернулся, быстро отошел за угол, сел в ожидавшее его такси:
— Прямо, не спеша. Вон за беленьким.
Таксист, не удивляясь ничему, поехал следом. Андрей, сидя на заднем сиденье, глядел вперед, на машину, изредка лишь оглядываясь, запоминая дорогу.
На Пятницкой, за «Букуром», белый автомобиль свернул в переулок и сразу во двор. Андрей остановил такси, расплатился, быстро прошел следом.
Машина стояла во дворе старого пятиэтажного дома, человек как раз входил в подъезд, он задержался на секунду, оглянулся. Андрей, прислонившись к стене, ждал. Уже стемнело.
В подъезде он осветил спичкой панель с кодом. Нажал затертые больше других кнопки, дернул дверь, нажал те же кнопки в другом порядке. Щелкнул замок, он осторожно скользнул в подъезд.
Где-то наверху хлопнула слабо дверь. Бесшумно, бегом он поднялся по узкой пыльной лестнице. Лифт стоял на последнем, пятом этаже. Здесь было две квартиры. Нагнувшись, Андрей осмотрел пол. Редкие капли вели к правой, обыкновенно потертой двери с номером «9», Андрей потрогал ее ногтем. Дверь была цельнометаллическая.
Со двора он еще раз оглядел дом, нашел окна квартиры. Вошел в подъезд дома напротив. Здесь кода не было. Поднялся в темноте. Встал на площадке у окна, достал из футляра бинокль.
Его окна были задернуты шторами. В щели между ними виднелось кресло. Вдруг шторы отодвинулись и он, выглянув, посмотрел в окно, прямо на Андрея. Андрей, отступив в темноту, встал за стену, улыбаясь…
Вернувшись в общежитие, он пошел к Джанику. Джаник, радостный, взял его за руку, провел в комнату.
— Вот. Это Андрей. А это, — он засмеялся, — Надя и Оля, из хореографического училища.
Девушки, улыбаясь, встали легко ему навстречу, с веселым интересом, обе тонкие, свежие и радостные. Андрей смотрел на них изумленно.
— Извините, — он улыбнулся. — Я на секунду, — он вернулся в коридор.
— Вы уже уходите? — спросила одна из них.
— Нет, нет, я сейчас, — он прикрыл дверь.
— Андрей, ты что? — Джаник тряхнул его за плечо. — Ты посмотри на них. Таких девушек нет больше во всем мире.
— Да, — Андрей покивал, улыбаясь. — Джан, то лицо, помнишь, маска у тебя? Дай мне ее ненадолго.
— Возьми, — Джан порылся в шкафу, протянул ему резиновый комок. — Пойдем в комнату.
— Сейчас. — Андрей вышел к коридор, кивнул. — Я скоро…
Он ехал из аэропорта на машине, когда въехали в город, уже рассвело. Андрей все смотрел на голые деревья, на старые дома. Проплыла мимо татарская мечеть…
Его приезд разбудил семью раньше обычного, но мать, когда он постучал, уже возилась на кухне.
— Я чего-то блинов решила напечь… Все не спится мне и не спится, — она сидела рядом с Андреем и гладила его по руке. — Ешь, сынок, ешь. Ты и в сметану макай, и в мед.
Андрей один за другим, молча, проглатывал горячие, с румяной коркой блины. Отец стоял напротив, у холодильника, на котором таял говяжий брус, курил в форточку, в трусах и майке, состоявший, казалось, из одних жил, с бритым морщинистым лицом и высоким гладким лбом под густыми, крепкими, без проседи волосами.
Вошла сестра, уже умытая, причесанная, села, прижавшись к брату, невысокая, но стройная и крепкая, с таким же простым лицом, как у матери, но смешливыми глазами.
— Холодно там? — отец, босой, переминался на худых ногах.
— Да нет, не очень.
— Ты уж, сынок, извини, — снова заговорила мать, — что мы теперь денег мало высылаем, тут то одно, то другое, а потом вот ей, Ирине, на свадьбу собирали, да она опять что-то поругалась…
Ирина засмеялась, поцеловала брата. Андрей встал. Вышел, принес молча, протянул отцу ондатровую шапку, положил на стол деньги.
— Купите чего… И больше, мам, не присылай, я теперь гонорары получаю…
— Неужто платить начали?
— Начали, начали… — он незаметно протянул сестре цепочку.
— Господи, это мне, что ли? Мам, смотри! — она проворно надела цепочку на шею.
— Слушай, какая-то она не такая, — отец, надев шапку, трогал ее руками. — Важная какая-то.
— Ничего, в цеху зимой будешь одевать…
Они сидели вокруг него, расспрашивали, пока было время, а он все ел горячие, в масле, блины…
Когда все ушли, он умылся и снова оделся.
День выходил хмурый, ветреный.
Стоя в автобусе, Андрей открыл стекло, снова глядел на старые желтые дома, на редких в рабочий
