очередь желающих исповедоваться накануне боя, и батюшке почти не пришлось спать. Но он непременно хотел плыть со всеми вместе, не желая оставаться с кашеварами на этом берегу. Лишь когда Ермак объяснил ему, что сюда будут переправлять раненых, то согласился.
Наскоро перекусив, сели в струги и пошли на выход из протоки. В воздухе порхали редкие снежинки, холодный ветер дул в спины, но парусов не ставили. С противоположного берега доносились гортанные выкрики, рев труб и редкие удары в тяжелый барабан.
— Ждут не дождутся, — крякнул посиневшими от холода губами Гришка Ясырь. — Винца бы сейчас для сугреву…
— Чего ж не оставил про запас, — усмехнулся в ответ Ермак.
— У Кучума попрошу, — отозвался тот. Еще издали Ермак увидел темную массу лодок-долбленок, выплывающих из-за холма. На середину реки они не шли, держась ближе к берегу. Он подал сигнал Черкасу Александрову:
— Отгони-ка их, чтоб не путались тут. Тебе это дело уже знакомо.
Два струга пошли навстречу долбленкам остяков, обходя их со стороны реки, отрезая путь назад. Остальные струги растянулись в боевую линию, держась плотно один другого. На холме началось оживленное движение, некоторые стали спускаться вниз, спеша на помощь воинам, укрывшимся за засекой. Ермак махнул рукой, чтоб подплыли поближе, на ружейный выстрел.
— Целься в головы! — крикнул казакам. Громыхнули выстрелы с первых стругов. Эхо покатилось над рекой и, ударившись о подножие желтого холма, отразилось, пролетело над стругами, понеслось дальше. С берега посыпались стрелы, но, не долетая до казаков, падали в воду и, булькнув, уходили на дно. Ермак прикинул, сколько воинов может скрываться за засекой. Выходило, что не меньше двух, а то и трех сотен. Выкурить их оттуда будет нелегко. Нужна какая-то хитрость…
Струги медленно приближались к берегу, грохотали залпы и запах пороховой гари был у каждого на губах. Казаки повеселели, сноровисто заряжали пищали, поглядывали на атамана, на берег. Но похоже было, что большого урона укрывшимся за стволами деревьев защитникам они не нанесли.
— К берегу! Аида в рукопашную! — Атаманский струг первым подошел к песчаной отмели и казаки выскочили прямо в воду, держа сабли наготове, стали подбираться ближе к засеке.
Ермак нашел глазами струг Ивана Кольцо, подозвал к себе, и когда тот приблизился, то показал на узкую полоску оврага, спускающегося к реке.
— Бери свою сотню и вверх, пока мы с этими разберемся.
Есаул лишь кивнул головой и, чуть пригибаясь, побежал впереди своей сотни к оврагу. Проводив его взглядом, Ермак крикнул остальным казакам, продолжающим выскакивать на берег из стругов:
— Ребята, выманивай их сюда из засеки! Как полезут, то бегом обратно, будто бы испужались шибко…
— Поняли, атаман… Так и сделаем… Выманим… Некоторые смельчаки из татар повылазили перед засекой, видя, что казаки прекратили стрелять из ружей. Все они были в шлемах и боевых доспехах, с саблями и щитами в руках. Ермак выделил из общей массы рослого воина в богатом, с конским хвостом на шишаке шлеме. Тот отдавал приказания нукерам, и судя по всему, был, видно, башлыком или юзбашой.
— Эй, Иван, — поманил к себе плечистого казака, прозванного Грозой за свою извечную хмурость, — видишь того с конским хвостом на башке?
— Вижу, атаман, — кивнул тот.
— Достань мне его живым, коль сможешь.
— Отчего ж не смочь… Сделаем, — взял поудобнее свой боевой топор здоровяк и взмахнул им несколько раз перед собой.
Казаки, встав плечо к плечу, стали подходить к обороняющимся, подбадривая себя громкими выкриками, делая ложные выпады. К ним кинулись татарские воины с копьями, сбившись в одну кучу, стремясь сбросить казаков одним ударом в реку. Лучники перестали стрелять, боясь ранить своих. Ермак оглянулся, ища глазами сотню Кольцо, и в этот момент копье ударило в панцирь, но он, успев резко повернуться, ушел от удара и саблей перерубил древко. Подоспевший Гаврила Ильин рубанул наискось бросившего копье татарина, попытался заслонить атамана плечом.
— Уйди, не баба, — выдохнул тот и врубился в толпу, выбирая ближнего к нему широколицего воина.
Схватка у кромки воды разгоралась, и Кучум более по шуму, чем плохо видящими, слезящимися на ветру глазами, разобрал, что битва идет пока на равных.
— Куда делись северные князья? — спросил он Асманака, которого не отпустил от себя, приказав командовать своей личной охраной.
— Сбежали, — с горечью ответил он. — Русские на двух больших лодках отогнали их.
— Я так и думал… Где Мухамед-Кул? Не разберу что-то, — хан пытался и от сына скрыть свою болезнь.
— Бьется впереди всех, — с готовностью сообщил царевич. — Отпусти меня к нему…
— Нет, — жестко ответил Кучум. — Ты мне понадобишься здесь.
— Побежали, побежали русские! — радостно закричал Асманак и по-мальчишески захлопал в ладоши.
— Не может быть, — поразился хан, но по крикам своих нукеров догадался, что это действительно так. — Вели еще двум сотням ударить по ним, чтоб быстрее покончить, — с явным облегчением вздохнул он.
Асманак побежал выполнять приказание, и тут Кучум понял, что там внизу что-то изменилось. Смолкли радостные крики его воинов, послышались вопли, стоны.
— Что? Что там? — Он изо всех сил напряг зрение, но не мог ничего различить, кроме мутной пелены и размытых очертаний человеческих фигур. — Асманак! Где ты?
— Здесь, отец, — подбежал молодой царевич.
— Как идет бой? — ткнул рукой по направлению к реке Кучум. — Дым застилает мои глаза…
— Русские теснят наших нукеров, — печально ответил Асманак.
Сзади них послышались крики и подбежал запыхавшийся Ишим.
— Русские взобрались на верх холма!
— Так сбросьте их обратно! Мои нукеры сражаются как звери, но уже много убитых…
— А почему ты не с ними?!
— Я прошу помощи, — растерянно произнес Ишим.
— У меня нет лишних воинов… Ты должен остановить их! Должен! Слышишь? — Но вдруг хан повернулся в противоположную от реки сторону и прислушался. — Слышите? — спросил он сыновей.
— Нет, — отозвались они.
— Конский топот… Что это может быть?
— Мухамед-Кул ранен, — донеслось снизу, но Кучум словно не слышал этого крика, а напряженно смотрел невидящими глазами в противоположную от реки сторону. И тут все явственно различили глухой топот, который может производить лишь мчащийся галопом табун коней.
— Как я не подумал об этом, — сжал кулаки Кучум. — Они гонят на нас наших же коней! Надо уходить. Мы проиграли.
Асманак кинулся к ханской охране, что держала под уздцы запасных коней, и подвел к отцу его любимого скакуна. Кучум легко как и прежде вскочил в седло и, не дожидаясь сыновей, поехал вдоль обрыва, гордо подняв голову, не разбирая дороги, целиком доверясь коню Сыновья последовали его примеру, проскочив совсем рядом с сотнями Ивана Кольцо, бегущими к ним наперерез, и скрылись в лесу в сопровождении небольшого отряда охраны.
— Видал? Ушли! — выругался Кольцо, разгоряченный боем, с окровавленной саблей в руках, указывая Ларьке Сысоеву на группу всадников, въехавших в лес.
— Не догнать, — махнул рукой тот, — еще встретимся.
А с холма разбегались татарские воины, отбиваясь от наседавших на них со всех сторон казаков, и меж них носились обезумевшие кони без седел, понукаемые выскочившей из засады полусотней Никиты Пана.
