— Ну, как? Удачно, Эмобой?
Эгор молча помотал головой.
— Осталось полчаса. Успеешь?
— Постараюсь.
Эгор уже вжался головой в черную подушку. На этот раз он был готов к тому, что увидит. На
айсберге ничего не изменилось, разве что он слегка подтаял снизу и вода казалась ближе. На
кровати все полыхало так же жарко. Рита была внизу. Она лежала с закрытыми глазами. Ее губы
сверху оказались заняты Кити, а снизу — Егором. Эмобой выключил все чувства и действовал
быстро и четко, с холодным разумом и нечеловеческой силой. «Это не Егор и не Кити, это сон
умирающей Риты. И я должен ей помочь», — сказал он себе и двумя могучими рывками за плечи
скинул в океан псевдо-Егора и псевдо-Кити, даже не проводив их летящие тела взглядом.
Открывшая пылающие страстью и затуманенные блаженством глаза Рита машинально прикрыла
грудь и межножье руками, насколько это было возможно. Эгор накинул на нее край черной
простыни. Рита испугалась:
— Кто ты? Где Егор, где Катя, что случилось?
— Егор и Катя ненастоящие, все вокруг тебя ненастоящее. Это сон. Ты приняла смертельную
дозу снотворного, и, если сейчас не проснешься, ты умрешь.
— Какой бред! Кто бы ты ни был, ты только что испортил самое счастливое событие в моей
жизни. Я занималась любовью с двумя самыми желанными людьми, и мы могли дать друг другу все
счастье мира.
— Ты не поняла? Если ты не проснешься — ты умрешь. — Я умру. Что с того. Все когда-
нибудь умрут. Умереть вот так красиво, в океане на закате, что может быть круче?
— Ты не в океане на закате, а в своей кровати, тупо обожравшаяся таблеток, а может, тебя уже
нашли и над тобой бьются врачи в больнице.
— Чушь. Если это сон, то, как только я об этом узнала, я сразу бы проснулась. Логично?
— Не совсем. Боюсь, ты слишком крепко спишь и не можешь проснуться.
— Или не хочу.
— Дура, какая же ты дура, Ритка Белоглазова! Что же ты наделала?
— Как ты меня назвал?
— Рита. Ты что, не помнишь, кто ты?
— Я королева Ритуал, это мой айсберг, мой океан, мой закат, мой мир, мой сон. А вот кто ты?
Может, ты падший эмо-ангел, который пришел забрать мою душу?
— Еще минут двадцать, и так оно и будет. Просыпайся немедленно!
— А если я боюсь просыпаться?
— Чего тебе бояться, сейчас двадцать первый век — неудавшихся самоубийц больше не
вешают вверх ногами и не кидают их трупы на живодерню, как делали в Европе в Средние века.
— В Средние века меня давно бы сожгли на костре как ведьму!
— Хватит болтать, просыпайся!
— Тоже мне, будильник одноглазый. В Индии женщин-самоубийц, между прочим,
канонизировали.
— Канонизировали вдов, покончивших с собой, а у тебя нет мужа. Просыпайся.
— Вот пристал. Тебе надо, ты и просыпайся. Может, я буддистка и моя прошлая земная жизнь
принесла мне только страдания, а сейчас я жду новой счастливой жизни.
— Ты не буддистка — ты нудистка. — Эгор ткнул пальцем в еле прикрытую наготу Риты,
которая продолжала его смущать и сбивать мысли в плохую сторону. — Просыпайся!
— Нет, это ты — нудист. Нудишь и нудишь. А если я не хочу просыпаться? Если я не хочу
вспоминать, кто я? Если я, с твоих слов, решила покончить с собой, значит, на это есть очень
серьезные причины, и я не хочу их вспоминать и портить окончательно прекрасный вечер.
— Прекрасно. Не хочешь просыпаться? А чего же ты хочешь?
— Тебя.
Рита посмотрела своими ясными, холодными и удивительно прекрасными глазами на Эмобоя,
и он тотчас же потерял контроль. Ее тело, едва прикрытое тонкой простыней, притягивало его, как
Солнце Землю и все, что есть на ней. Это космическое чувство поглотило его, и он не мог с ним
бороться.
— Мне кажется, что я тебя хорошо знаю, хотя не могу вспомнить. К тому же я вижу, что ты
тоже весь дрожишь от желания. Ну а если мне действительно суждено сейчас умереть, я хотела бы,
чтобы это произошло в твоих объятиях. Поцелуй меня. Нет, вижу, ты не ангел — ангелы бесполы.
Рита откинула простыню, обняла замершего и вконец утратившего разум Эгора за шею и
потянула к себе. Вкус ее сладких губ наполнил голову Эмобоя, как веселящий газ, и он покорно
провалился в черную дыру любовного водоворота. Тело Риты плавилось под его руками, одежда
Эмобоя сгорела от соприкосновения с ее пылающей кожей, а все его тощее жилистое и костистое
тело превратилось в единый орган — генератор удовольствия госпожи Ритуал. Он даже не заметил,
как оказался в ней, и айсберг заходил ходуном вместе с кроватью, а балдахин сорвало от
немыслимой амплитуды, и он улетел в океан. Хорошо хоть кровать прочно вплавилась в лед из- за
жара их тел, которые сплелись, как гуттаперчевые плети. Их стоны лились ариями адских опер
страсти, они сливались в поцелуях каждой порой тел. Эгор, о миссии своей подспудно помня,
пытался Риту разбудить могучими ударами о лоно изнутри, но в результате он забылся сам,
опомнившись от страшного рычания, сопровождавшего теперь его оргазм. Конвульсии под ним
вдруг прекратились, он руки расцепил и в ужасе смотрел на бледное и мертвое лицо. «Убил ее, —
подумал он. — И Ритку я не спас, и Кити изменил. Но это ж только сон». И сразу вспомнил, что
кульминация у Риты и раньше завершалась только так. Из глаза Риты побежала по бледному лицу
ее предательская жалкая слеза. «Жива! — возликовал Эгор. — Еще минуток десять есть у нас.
Успею разбудить во что бы то ни стало!»
— Егор, — не открывая глаз, сказала грустно Рита, — спасибо, что пришел. Спасибо за
любовь. Теперь могу уйти от вас спокойно.
— Нет, только не теперь! О чем ты говоришь! Так ты меня узнала, Рита?
— Сразу! Я ждала тебя. Хотела еще раз хотя бы я с тобой побыть. И ты пришел, и, значит, ты
простил! — сказала Рита, все так же не открывая глаз, из которых бежали медленные круглые
слезы. Она положила бледную ладонь на руку Эмобоя и крепко стиснула ее.
— За что тебя прощать мне, что за бред? Рита открыла глаза, села и отвернулась от Эгора, не
отпуская его руки.
— Ты погиб из-за меня! Из-за моей жадности, трусости и похоти. Я давно должна была
сказать Кити про нас. Вы поссорились бы, и ты не пошел бы встречать ее после этого чертова
концерта. Ты был бы жив, а Кити поревела бы немного, но пережила и не превратилась бы в немого
овоща, как сейчас. Мое сердце разрывается, когда я вижу свою веселушку Кити безмолвной
старушкой, оно обливается слезами, когда я вспоминаю тебя, твою дурацкую улыбку и белый ежик.
Я одна во всем виновата, и я себя наказала, свершила правосудие. Я очень сильная, но жить без вас,
с разбитым сердцем и чувством вины не хочу.
— Отлично. А теперь послушай меня. Да, Егора Трушина убили, и его действительно не
вернуть. Но ты передо мной ни в чем не виновата. Вот если б ты меня спалила Кити, я бы тебя
