на дуэли, то сбивал с пути истинного молодых, неопытных девушек, а потом оставлял их без всякого сожаления с разбитым сердцем, то его имя упоминалось в связи с какой-нибудь темной, чуть ли не криминальной историей.
Джулиана только смеялась, слушая все эти рассказы, вдобавок, они ее порядком забавляли. Подобно многим женщинам, не имеющим достаточного опыта в общении с коварным сильным полом, она считала, что, как бы плохо ни вел себя мужчина с другими дамами, с ней он непременно будет вести себя по-другому. Да иначе просто и быть не может, ведь когда человек влюбляется по-настоящему, он порой полностью меняется. А то, что способность любить – это редкое сокровище и дается оно далеко не каждому… В девятнадцать лет в это решительно отказываешься верить!
– Цветы… Какие же цветы вы подберете к столь роскошному платью, мисс Джулиана? – задумчиво бормотала горничная. – Я, право, и не знаю, что вам посоветовать.
– Я все решила заранее. Пойди в мою комнату и принеси живые альпийские незабудки, что стоят в вазочке на камине.
– Простые незабудки? К такому дорогому наряду и бриллиантовому колье?
– Да, да, ты не ослышалась. Так надо, так сейчас модно. Простота и достоинство – вот то сочетание, которое покоряет сердца.
Камеристка хмыкнула и скрылась в соседней комнате.
– Если только эти сердца стоят того, чтобы их покорять, – донеслось до Джулианы ее недовольное ворчание.
Вошедший слуга доложил, что карета готова. Джулиана бросила на себя последний оценивающий взгляд в зеркало. Да, придраться решительно не к чему. Голубое атласное платье, украшенное от высокой талии до низа серебристой вышивкой с жемчугом и белыми кружевами, великолепно облегало фигуру. Тонкие полоски рукавов совершенно не скрывали очертаний красивых рук, а изящный вырез сердечком оставлял открытой большую часть белоснежных холмиков груди, под которые снизу были подложены незаметные подушечки для придания формы и объема. Да еще с левого плеча спускался роскошный драпированный плащ, прикрепленный бриллиантовым аграфом, как в одежде древних римлян, которой подражала нынешняя мода. А прическа… Ну просто чудо совершенства!
– Ну что ж, Эльвира, от души благодарю тебя, что помогла собраться, – с улыбкой проговорила девушка, застегивая последний дорогой браслет на руке и старательно отводя глаза от горничной. Но в этот момент на пороге туалетной комнаты появилась другая служанка.
– Долли? Что такое?
– Госпожа, там… какой-то странный человек. Он хочет вас видеть.
– В такое время? Он что, не понимает, что я могу опоздать к началу оперы! И почему странный?
– Потому… Ах, вы сами поймете, мисс Джулиана, когда увидите! Я пыталась объяснить ему, что сейчас вы не сможете его принять, но он упорствует. Представьте только: он решительно заявил, что не покинет наш дом, пока не поговорит с вами.
Джулиана нахмурилась. Появление таинственного и настойчивого незнакомца могло бы порядком заинтриговать ее раньше, но только не теперь, после трагического случая в парке дворца Солсбери.
– Хорошо, Долли, – неуверенно сказала она. – Я поговорю с этим человеком. Но только в присутствии двух сильных лакеев. После той ужасной ночи меня бросает в дрожь даже при виде собственной тени, а не то что незнакомца!
Когда напористого посетителя провели в гостиную, куда спустилась Джулиана, она быстро поняла, что тот не представляет для нее никакой опасности. И ничего в нем нет странного, как говорила Долли, просто этот человек принадлежал к другому кругу, чем тот, к которому относилась семья Джулианы. Поношенная одежда, крепкое и сильное мускулистое тело, еще не старое, но уже морщинистое обветренное лицо, покрытое неисчезающим загаром. Возможно, какой-нибудь бывалый солдат или… моряк! Внезапно промелькнувшее в уме предположение заставило девушку схватиться рукой за сердце. Изабель! Сообщение этого человека может быть как-то связано с нею.
– Мне передали, что вы настаивали на разговоре со мной, сэр, – с трудом сдерживая волнение в голосе, сказала Джулиана. – Вероятно, то, что вы собираетесь мне сообщить, настолько важно, что не может подождать до завтра?
– Возможно, мисс Вудвиль, это дело и можно отложить до завтра, – согласился мужчина, – но только, чем раньше вы обо всем узнаете, тем будет лучше.
– Как ваше имя? Вы даже не представились!
– Билл Харрисон, мисс Вудвиль, офицер флота Его королевского величества Георга Третьего. У меня имеются документы, подтверждающие мою личность. Взгляните на них, мисс Вудвиль, я вижу, вы опасаетесь меня, а между тем было бы желательно, чтобы при нашем разговоре не присутствовал кто-то посторонний.
Джулиана бегло просмотрела протянутые ей бумаги и, чуть поколебавшись, приказала слугам покинуть гостиную. Тогда Харрисон быстро навлек из нагрудного кармана замасленный, измятый клочок бумаги и с поклоном вручил хозяйке дома. Одного взгляда было достаточно, чтобы Джулиана узнала своеобразный почерк своей старшей сестры. Сделав знак моряку присесть, она и сама опустилась на краешек дивана, опасаясь, что волнение отнимет у нее последние силы.
«Джулиана, любимая моя сестренка, – писала Изабель, – я нахожусь сейчас в ужасном месте, в грязном невольничьем бараке в столице арабского Туниса. Завтра утром меня продадут на рынке как рабыню, и я попаду в гарем к какому-нибудь омерзительному негодяю. Выкупить меня будет невозможно, а спасти… тоже едва ли. Милая сестра, ради всего святого, не говори матери о том, что со мной случилось. Я никогда не смирюсь со своей судьбой: или меня убьют, или в один прекрасный день я вернусь домой. Прощай, Джулиана, родная, и прости за то, что тебе придется страдать из-за меня.
Твоя Изабель.
15 декабря 1808 года.»
Отложив письмо в сторону, Джулиана уронила голову на руки и несколько минут просидела в полном молчании. В голове у нее не было ни одной мысли, лишь пустота и безысходное отчаяние. Она, ее маленький брат Эдвард и мама никогда больше не увидят Изабель. А если бы ее саму не спасли по счастливой случайности моряки «Красавицы Востока» и «Филадельфии», то леди Анна потеряла бы и вторую дочь. Господи, как же она теперь будет смотреть в глаза матери, зная, что Изабель находится в таком тяжелом положении? Она отделена от них непреодолимой преградой, за которую нельзя проникнуть, она по другую сторону бытия, где течет жизнь, не имеющая ничего общего с жизнью того мира, в котором живут они. Да, если бы Изабель умерла, это, наверное, было бы несравнимо лучше! Разве может на свете быть что-то ужаснее, чем та жизнь, которую ее несчастной сестре придется вести? Разве может нормальный человек существовать в ужасном, враждебном каждому европейцу варварском мире и не проклинать каждый прожитый день?
– Где вы встретили мою сестру, мистер Харрисон? – спросила Джулиана у моряка, так же, как и она, хранившего молчание и смотревшего на нее с явным сочувствием.
– В Тунисе, в том самом месте, где она писала это письмо, – ответил он и объяснил подробнее, заметив, что девушка не понимает его. – Я попал в плен к тунисским корсарам в те же дни, что и мисс Изабелла. Мы оказались в одном невольничьем бараке, только в разных клетках, то есть в разных камерах, мисс, – поспешно поправился моряк, заметив, что девушку передернуло от ужаса. – Меня еще до начала открытых торгов выкупил представитель английского посольства, и я смог покинуть варварский берег, чтобы вернуться на королевский флот. Когда меня выводили из барака, мисс Изабелла окликнула меня и бросила к моим ногам эту записку. Она только просила не забыть, что передать ее следует в руки именно вам, а ни в коем случае не вашей матери.
– Откуда же вы узнали, где меня найти?
– Взгляните на обратную сторону письма. Там все указано – и имя, и лондонский адрес.
– А что потом стало с Изабель? Вам случайно не удалось узнать?
– Увы, мисс Вудвиль, нет. На следующий день я уже был далеко от тунисских берегов.
Джулиана вскочила с места и принялась беспокойно расхаживать по комнате. Один вопрос настойчиво вертелся у нее на языке, но она не решалась его задать, боясь, что услышанный ответ отнимет у нее последнюю надежду.
