— Хи-хи-хи да ха-ха-ха. Ха-ха-ха да хи-хи-хи. Заложу-ка я тебя, а ты меня подзаложи.
— Сколько ни жить, лишь бы весело! — сказал мистер Браун.
Словом, Селвин разложил поверенного. И ежемесячный чек стал покрупнее, чем раньше. Зиму он прожил по-заведенному: с двадцать пятого держал двери открытыми для всех и каждого пятнадцатого двери запирал и садился к окошку созерцать могилы.
А весной он умер. Года два назад ему просвечивали легкие, и Селвин сказал: «Ну и пес с ними, с моими легкими, что мне, делать больше нечего. Будем здоровы!»
Мистер Браун сказал своему партнеру:
— Он даже не намекнул мне на свои легкие. Если б я знал, я бы тут же обеспечил ему теплое жилье и новый костюм. Я бы подыскал ему экономку и обеспечил медицинскую помощь.
— О, эти музыканты, — сказал мистер Харпер. — Мученики профессии. Они все же вызывают невольное восхищение.
— Ах, невольное? Ах, невольное? — сердито сказал мистер Браун. Он не желал чтить память Селвина — такой мерзавец, уговор был, что он всего-навсего созерцает, а он взял и умер.
— Грустная история, — мечтательно сказал мистер Харпер. — Макгрегор был в своем роде героем.
— Ах, в своем роде, ах, в своем роде? — В тот миг мистер Браун презирал своего глупого партнера едва ли не больше, чем обижался на покойника. Правда, потом, проезжая подле былого жилья Селвина, даже мистер Браун и тот подумал: «Ах, Селвин Макгрегор, вот ведь был человек!» А когда он увидел, что старое кладбище начисто срыли и сделали на его месте детскую спортивную площадку, он остановился и долго еще созерцал разложение Селвина.
Ha публику
Повесть
I
Была пятница, позднее утро. Свет солнца передвигался из комнаты в комнату, золотя коричневый паркет.
Мебель привезут на той неделе, часть в понедельник, остальное в четверг и в пятницу.
Няня-англичанка приедет в понедельник утром.
В понедельник в восемь часов утра должна прибыть и горничная. Ее вместе с пожитками доставит брат, который специально для этого переправляет свой автомобиль из Сардинии на континент.
Рассчитывать, находясь в Риме, что все твои планы осуществятся в положенный срок, — бестактно; рассчитывать следует, что в один прекрасный момент часть сроков («в понедельник — наверняка», «четверг утром — ручаюсь») поползет в обратном направлении.
Однако пока все шло как по маслу. Аннабел Кристофер, актриса с янтарно-карими глазами, в частной жизни миссис Фредерик Кристофер, с удивлением обнаружила, что на первых порах ей все удается спокойно и без хлопот. Да и как не удивляться, если при всей своей неопытности и врожденной безалаберности она одна, без помощи со стороны, провернула столько дел: сняла квартиру, привела ее в порядок, отремонтировала, отобрала минимум мебели, необходимой для того, чтобы иметь возможность, не дожидаясь приезда прислуги, перебраться с мужем и ребенком в новый дом и на бивачный манер устроиться в одной из комнат.
Ребенок спал на подушке. Мать положила ее прямо на пол в большой гостиной. Было очень тихо. Комната, где стояла Аннабел, разглядывая яркие квадраты света на полу (она заметила их сразу, как только умолк молоток плотника), выходила во двор, и до нее не долетал шум оживленной римской улицы.
Дверь начала приоткрываться, как от ветра. Аннабел пошла затворить ее поплотнее, но тут в комнату ввалился долговязый краснолицый Билли О'Брайен, старинный друг ее мужа. Как он попал в квартиру? Его внезапное вторжение рассердило Аннабел. Но затем она почувствовала облегчение: возможно, Билли сообщит ей что-нибудь о муже.
— Разве дверь была открыта? — спросила она.
— Да, — ответил он, не удосуживаясь объяснить, что же ему все-таки помешало позвонить у входа.
Аннабел и раньше замечала, что, когда люди вселяются в новый дом и мебель еще не привезена и не расставлена по местам, все почему-то считают себя вправе входить и выходить без спросу, как маляры или грузчики. Едва она появлялась здесь, чтобы посмотреть, как продвигается ремонт, соседи были тут как тут и разгуливали по квартире, расточая улыбки и пылко восторгаясь красотой обоев.
Однако ей помнилось, что она запирала входную дверь. Билли замер у стены с преувеличенной почтительностью, усвоенной им с тех пор, как Аннабел стала Английской Тигрицей экрана и, как он выражался, «вошла в обойму». Билли чем-то напоминал ей старье, давным-давно купленное в рассрочку, конца которой до сих пор не предвидится. И опять же к ее успеху в последних фильмах он относился так, будто выиграл первый приз в футбольном тотализаторе.
— Это тоже на публику? — спросил он, обведя глазами комнату.
— Ты видел Фредерика? — спросила Аннабел.
В жизни Аннабел Кристофер — обыкновенная пигалица, да и на экране до сравнительно недавних пор она выглядела так же. Тем, кто увидел ее впервые не в последних кинофильмах и не на рекламных фото, она и сейчас кажется пигалицей, девчонкой из Уэйкфилда, с острым личиком и волосами мышиного цвета. Билли О'Брайен знал ее еще двадцатилетней, а это значит, что они знакомы двенадцать лет. Тогда она только что вышла замуж за его друга Фредерика Кристофера, с которым Билли учился в театральной школе. Фредерик был молодым актером: он успел проработать один сезон в театре с постоянной труппой. Аннабел играла в английских фильмах эпизодические роли девушек, таких же, как она сама. Вскоре все они остались без работы и устроились на время кто куда. Аннабел стала официанткой в кафе. Фредерик вел ораторское искусство и постановку голоса в шестом классе школы. Билли получал пособие по безработице и ради контрамарок начал писать статейки для театральных обзоров. Так как стесненные обстоятельства не позволяли ему продолжать связь с его очередной любовницей, он попробовал подъехать к Аннабел. Она довольно вяло согласилась; раза два днем, пока Фредерик был в школе, они ложились в постель, потом одевались и вдвоем стелили кровать. Фредерик, приходя домой, только и говорил, что о постановке голоса. «Дыхание! — восклицал он. — Я настаиваю, что лишь дыхание, дыхание и дыхание есть главный фактор, обеспечивающий владение голосом. Они должны научиться дышать». Если у них сидел в то время Билли, Фредерик говорил то же самое, а Аннабел снова заваривала чай.
На зиму Билли отправился к себе на родину, в Белфаст, пособлять дядюшке-бакалейщику. Перед отъездом он с сарказмом заявил, что осуществит наконец-то давнишнюю мечту своей матери: будет по целым дням резать бекон. Поставив на стол кружку с пивом, Билли принялся изображать, как он нарезает машинкой бекон: одна рука крутит несуществующую рукоятку, вторая укладывает тоненькие ломтики воображаемого бекона на предполагаемый лист вощеной бумаги для созданного его мрачной фантазией покупателя. Он сказал: «Мамаша хочет, чтобы я остался там навсегда. Ведь у дяди нет наследников». Все засмеялись. Со смехом они и расстались, и Билли чмокнул на прощанье Аннабел, обдав ее запахом пива.
Он вернулся через три года, в течение которых служил на многих местах и сыграл много ролей во многих театрах. Сейчас он устроился театральным обозревателем в недавно открытый журнал и рассчитывал получить колонку в издаваемой государством газете. Готовясь к этому, Билли заранее составил список лиц, у которых он будет брать интервью.
