музыки, как Гете, Шиллер, Шелли, Берлиоз и многие другие.
Что касается самого ордена мартинистов в его нынешней ипостаси, то сегодня его позиция и программа вполне согласуются с нравственными принципами масонства, о чем свидетельствует, например, «катехизис» ордена, впервые опубликованный после Второй мировой войны. В нем, в частности, содержится следующая важная этическая заповедь, которую могла бы без стыда включить в свою идейную программу любая масонская ложа: «Молитва, великая умная сила, способная приоткрыть нам врата храма, должна практиковаться ежедневно, постоянно, но в чистоте помыслов и по вдохновению. Главное же – она должна быть вселенской. Ты должен молиться не за себя, но за всех. Падший эон ждет руки нашей помощи. Он тоже наш брат, и мы не вправе забыть его. Долг людей действовать так, как если бы между ними не существовало различий, осуществляя вселенское братство и даря милосердие всякому существу, не исключая животных, наших меньших братьев, которым предстоит подниматься по ступеням божественной лестницы и в будущем более достойно помогать великому делу Верховного Существа…»
И далее: «Если же мы испытываем отвращение к тому злу, которое сотворил неприятель, и поддаемся искушению сравнивать его с собственной чистотой помыслов, например, противопоставив нашу щедрость его вероломству, нашу терпимость – его сектантству, нашу честность – его лживости и т. д., пусть даже и неосознанно и не испытывая ни на мгновение чувства гордыни, то все равно мы тотчас же утратим все преимущества, скажем так, собственного превосходства, ибо мгновенно привяжем себя к низости, став соучастниками таких же вероломства, сектантства и лживости, которые мы порицаем. Чистота помыслов должна быть способной возвыситься до нашего идеала жизни, ей мы должны желать прибыть туда же, куда и мы сами стремимся, – к совершенной щедрости, совершенной терпимости, совершенной справедливости…»
Эти слова вполне могли бы стать новым евангелием, которое могла бы взять на вооружение и сделать своим нравственным кодексом любая религия или конфессия, стоящая на позициях человеколюбия и гуманизма.
Но если Сен-Мартен искал «деятельную и разумную причину» для того, чтобы внести единство в мир нравственный, то магнетизер и врач-целитель Франц Антон Месмер предлагал обществу единый принцип мира физического – универсальный флюид, посредством которого существа макро– и микрокосма оказывают влияние друг на друга.
Первооткрыватель внутреннего космоса
«Всегда возникает трагедия духа, когда изобретение гениальнее, чем изобретатель, когда мысль, которую художник и исследователь хотят воплотить, им не по силам и они вынуждены выпустить ее из рук завершенной лишь наполовину. Так было и с Месмером. Он ухватился за одну из важнейших проблем нового времени, но справиться с нею было выше его сил; он задал миру вопрос и сам безнадежно мучился в поисках ответа. Избрав ошибочный путь, он все же оказался предтечей…»
Это цитата из эссе Стефана Цвейга, посвященного Францу Антону Месмеру (1734–1815). Если начать перечислять, предтечей каких путей был Месмер, то перечень этот окажется весьма внушительным, ибо в него войдут и суггестия, и психоанализ, и шокотерапия, и трансперсональная психология, и спиритуалистические направления конца XIX – начала XX столетия.
Венцом жизненной и научной деятельности Месмера явилась быстро ставшая знаменитой теория «животного магнетизма», которая открыла новую, неосознаваемую сферу человеческой психики и дала толчок в ее изучению. Даже такой крупнейший философ того времени, как Фридрих Шопенгауэр, с уважением отзывался о месмеризме и его создателе и охарактеризовал учение как «самое содержательное, с философской точки зрения, из всех открытий, хотя бы оно даже порою задавало загадок больше, чем разрешало их».
Выходец из простонародья (его отец состоял служкой при католическом епископе), Месмер получил в монастырской школе строгое воспитание, которое никак не способствовало развитию его религиозности, а точнее – отвратило от нее, зато разожгло его интерес к тайнам человеческого духа. Свою карьеру врача и целителя Франц Антон начал в Венском университете, где блестяще сдал выпускные экзамены и получил звание доктора медицины, хотя само название его диссертации – «О влиянии планет на человеческий организм» (1766) – смутило многих известных профессоров. В ней он впервые формулирует свою фундаментальную теорию о существовании некоего незримо разлитого по всей Вселенной первичного эфира, названного им «магнетическим флюидом», – тончайшей мистической субстанции, сообщающей всему мирозданию внутреннюю упорядоченность и одушевленность. Эта субстанция непосредственно связана со здоровьем человека, ибо служит проводником излучения и влияния звезд и планет – подобно тому, как незримая сила магнита способна притягивать или отталкивать неодушевленные тела.
Эта теория вызвала единодушное неприятие в медицинском мире, так что по окончании университета Месмер был вынужден заняться обычной практикой, одновременно собирая материал и накапливая наблюдения, могущие подтвердить истинность его прозрений и догадок.
На протяжении долгих десяти лет врачебной практики он разрабатывал и понемногу применял свою теорию магнитов, которые он вначале просто клал или прикреплял к больному месту, однако вскоре он усовершенствовал свою методику и начал предписывать больным пить «магнетизированную» воду и даже купаться в ней. Решительный перелом наступил в тот день, когда он отважился на ответственный эксперимент с женой одного своего знакомого, страдавшей многочисленными духовными и телесными недугами. Методика наложения магнитов на определенные участки тела по системе, которую он к этому времени разработал, принесла ошеломляющие результаты. Слух о «магнитном докторе» быстро разлетелся по Вене, и к его дому стали стекаться страждущие со всего города. Со временем среди его пациентов стали появляться люди со связями и влиянием, а когда он исцелил одного придворного советника, которого разбил паралич, это открыло ему двери в самые высокие круги общества. Не менее ошеломляющее впечатление на современников произвело и другое достижение Месмера: он возвратил зрение страдавшей с детства слепотой музыкантше – «девице Парадиз».
Все эти «чудеса» не остались незамеченными, и в 1775 году Месмер был торжественно принят в члены Баварской академии наук, а затем и в ряды Австрийского общества врачей.
Между тем в реальной жизни Францу Антону приходилось несладко, ибо его коллеги по профессии, усмотрев в сем чудесном целителе серьезную потенциальную угрозу для собственных интересов, объявили его мошенником и шарлатаном и организовали против него настоящую травлю, по поводу которой Месмер с грустью писал: «Здесь (в Вене) объявили меня обманщиком, а всех, кто верит мне, – дураками». Не обошлось и без скабрезных инсинуаций, ибо его стали открыто обвинять в интимных связях с клиентками (в том числе и с «девицей Парадиз»), так что им серьезно заинтересовалась «светская инквизиция» того времени – печально известная «Комиссия нравов», созданная по инициативе королевы Марии Терезы и ее духовников. Не в силах выносить всю эту грязь, Месмер в 1778 году покинул родину и переехал в Париж, где быстро восстановил свою былую репутацию, проведя ряд успешных сеансов лечения. Впрочем, почва к его приезду была подготовлена давно: во-первых, славой, которая далеко опережает самого человека, а во- вторых, подобными же сеансами другого «мага-целителя» – графа Калиостро, – потрясшими до этого воображение парижан.
В Париже Месмер на первых порах совершенно беспрепятственно проводит свои эксперименты с «магнетическим флюидом», одновременно разрабатывая собственное учение об «исцелении духом», получившее позднее название месмеризма. Магниты мало-помалу уступили место большим чанам с водой (а иногда и целым бассейнам), дно которых было усеяно осколками стекла, битыми бутылками и железными стружками, а в покрывающих их крышках были проделаны два отверстия с продетыми в них железными стержнями, за которые пациенты брались руками. Естественно, жидкость считалась «заряженной» и насыщенной целительными духовными испарениями, с помощью которых Месмер за один сеанс лечил до сотни человек.
Вся эта прекрасно выстроенная сценография сопровождалась тихой печальной музыкой, призванной создать соответствующее настроение. Затем неожиданно на сцене появлялся сам Месмер, облаченный в кружевную мантию лилового цвета, и начинал расхаживать среди пациентов, возлагая руку на головы одних, касаясь металлическим жезлом других и говоря успокаивающие слова третьим. Пациенты, прикасавшиеся к чану, либо истошно кричали, либо содрогались в конвульсиях и падали в обморок, что воспринималось всеми как доказательство магических сил Месмера и действенности его методов.
