19:40. Приезжаю в ненавистное мне Кунцево. Пролетарские дети продолжают штурмовать мусорную кучу. «Они запрограммированы вечно месить говно», – думаю, выходя из машины. С омерзением вхожу в хрущевскую халупу и медленно, как бы нехотя, поднимаюсь на пятый этаж. Неожиданно представляется:
Мне открывают дверь, вхожу в коридор. Теща, толстая и добродушная, как отечественная кофеварка, выбегает навстречу:
– А мы уже заждались.
– Это зря.
– Как зря? Без тебя за стол не садимся.
– Совсем ни к чему.
Тесть, пьяный, довольный, тянется ко мне своим проспиртованным ртом. Меня тошнит.
– Обнимемся, поцелуемся.
– Зачем?
Тесть ошарашенно молчит. Штампованная копия тещи, сестра жены Тома, тупая злобная учительница младших классов, превращает и без того круглые глаза в пятикопеечные монеты:
– Что с тобой?
– Хотя бы раз в жизни решил сказать правду.
– Какую еще правду? – Друг семьи Сергеич, толстый и пьяный прораб какого-то СМУ, наверняка спиздивший у государства не одну тонну кирпичей, гвоздей или чего он там может спиздить, тычет в меня пальцем.
– Правда одна, а ты руки убери, старый мудила.
Из комнаты появляется пьяненький муж Томы, тощий, усатый, задроченный программист Игорь:
– Ну, ты не прав, давай разберемся, выпьем, поговорим по душам.
– По каким еще душам? На хуй мне не надо с вами выпивать и разговаривать, мы с вами, к счастью, имеем разную полярность. Мы антагонисты, если вы, своими мелкими пропитыми мозгами, можете понять, о чем я. Все, что я прошу, это оставить меня в покое, вычеркнуть мой номер из своих телефонных книжек и забыть о моем существовании. Я боюсь, что в следующий раз, когда кто-нибудь из вас со мной заговорит, меня сблюет или я просрусь. Ебитесь друг с другом, со своей сраной Вороньей слободкой, только оставьте меня в покое. И, кстати, я пришел, чтобы забрать с собой ребенка…
Дверь открывается, на пороге появляется сияющая теща.
– С днем рождения мужа, Людмила Степановна, – я широко улыбаюсь и протягиваю букет ярко-алых роз.
22:45. Пошлейший ресторанный зал клуба Bells. Отмазаться от жены не вышло. Сидим с ней в компании неразлучных Бебедева и Синяка. Партнеры по бизнесу порядком навеселе и имеют серьезные планы на ночь.
– С-слушай, – рассуждает Синяк, – сейчас еще д-догонимся, и покажешь нам ночную Москву, все ваши молодежные тусовки, н-наркотики и дикий безостановочный секс.
Света скромно молчит, занятая изучением винной карты. Просто ангел, спрятавший крылья под платьем от Мах Mara. Бебедев, в своей обычной манере, ворчливо говорит Синяку:
– Ну что ты, Серега, какой, к черту, секс, какие наркотики? Это ты не у того спрашиваешь. Перед тобой человек серьезный, женатый. Может, в казино поедем?
Серьезный и женатый человек понуро глядит по сторонам, предвосхищая унылую ночь в обществе двух охуевших от пьянства старперов. Кругом кипит жизнь: мелькают знакомые лица тусовшиков, пузатые англосаксонские экспаты дуют пиво у барной стойки, уставшие за рабочую неделю клерки клеят голодного вида девиц. Я вижу движение, но не могу в нем участвовать. Мой телефон похоронен в недрах нагрудного кармана. Не будет огней танцполов, белых дорожек звездной пыли, славных сисек в соблазнительном декольте, сетчатых чулок на загорелых и стройных ногах, не будет Бурзум…
Я произношу тосты, рассказываю похабные лоховские анекдоты и веселые (в кавычках) истории из жизни, описываю туповатых чиновников, а сам в своих мыслях…
22
Медленным червяком ползет утомительный серый день в семейном кругу. С утра вязну в паутине бестолковых разговоров о том, что у соседей дочка поступила в МГИМО, Анастасия Павловна купила стиральную машинку Electrolux с вертикальной загрузкой, а Лидия Петровна готовит дома такие манты, что просто пальчики оближешь, к тому же муж ее – известный врач-гинеколог. Я погрязаю в болоте житейских пересудов, но мой маленький Batman, как всегда, спасает. Посреди дня, между тягучих разговоров, картофельных котлет с киселем, починки подтекающего унитаза и рассуждений, что неплохо бы поменять в ванной кафель, мы вырываемся в кино.
О, прекрасный целлулоидный мир американских блокбастеров! Как я обожаю вашу циничность, близкую искренней детской простоте, как люблю миллионы декалитров кетчупной крови, тонны трупов, взрывающиеся автомобили, самолеты, паровозы и непременно обретающих утерянную любовь героев. Это не высоколобые невротики европейских режиссеров, не сексуально озабоченные, неуклюжие нью-йоркские интеллигенты Вуди Алена. Простецкие ребята с бескрайних просторов Техаса, только вчера сменившие мустангов на подержанные «Шевроле», а кольты на армейские винтовки М16, честные и невинные, как первые покорители бескрайних просторов Запада, мое мальчишечье чистое сердце отдано вам.
Мы смотрим новый фильм Стивена Сигала. Звезда, как водится, ломает врагам всевозможные конечности, по-дурацки картинно держит пистолет и расхаживает в несусветных камзолах викторианской эпохи, явно сшитых самим Версаче. Мы поглощаем огромное количество попкорна и колы, ощущая себя абсолютно счастливыми. Уже после сеанса, в машине, Batman превращается в непобедимого Нико.
– Сейчас приедем домой, – говорит он угрожающе, – и я тебе покажу, что такое полиция Лос- Анджелеса.
Остаток дня проводим, носясь из комнаты в комнату, вооруженные пластмассовыми пистолетами, автоматами и даже одним арбалетом.
21:30. Укладываю Batman'a (простите – Нико) спать.
22:15. Под предлогом необходимой инспекции освещенности рекламных щитов удается все-таки вырваться из дома.
– Потом в один кабак заеду, на Китай-городе, там зам. префекта по строительству день рождения справляет, надо поздравить, подарок вручить от лица фирмы.
– Когда ты вернешься?
– Самое позднее часа в два-три ночи.
– Зам. префекта так поздно гуляет?
– Они еще позже гуляют, до утра.
Света морщится, но в спор не вступает.
– Спасибо тебе, Господи Боже мой! Наконец-то я предоставлен сам себе, сбежал из этого семейного рабства, – яростно молюсь вслух, выходя из подъезда.
– Але, – говорит Бурзум.
– Здравствуй, колдунья.
– Ого! Ну, здоровеньки. Сколько лет! Как делишки?
– Нормально, Бурзум, еле вырвался из семейного лона.
– Мог бы там и оставаться.
– Давай встретимся, Бурзум.
– Зачем?
– Ну, не гони, – я ощущаю, что даже вспотел от волнения. «Господи, сделай так, чтобы она встретилась со мной», – вновь обращаюсь к Богу.
