Сидит ворон на дубу...
Три-та-та, три-та-та!
Вышла кошка за кота...
Дон, дон, дон!
Загорелся кошкин дом...
А чучу, чучу, чучу!
Я горошек молочу...
А тари, тари, тари!
Куплю Лиде янтари...
Тенти, бренти! Сам сокол
Через поле перешел...
Куба, куба, кубака,
Тама яма глубока...[138]
Хитэм, питэм, пенни, пай,
Поп э лори, джинки джай!
Инэ, минэ, майнэ, мо,
Бэссэ, линэ, лайнэ, ло!
Все эти разнообразные отрывки излюбленных детских стишков, созданных в разные века в разных концах Европы, как бы сливаются в одно стихотворение до того они схожи между собой, однородны и по расположению слов, и по ритму.
Я нарочно выбрал такие из них, повышенная эмоциональность которых не вызывает сомнений, так как сказывается в структуре стиха: каждое стихотворение начинается какой-нибудь тарабарской запевкой, имеющей характер междометия, выкрикиваемого по нескольку раз: тенти-бренти, дон-дон-дон, ай дуду- дуду-дуду, а чучу-чучу-чучу и т.п. В этих междометиях ярче всего выражается плясовая сущность народной поэзии для детей. Тут топот ног, тут вскидывание рук, тут опьянение звуками - воистину дети всего мира - одна сплошная секта прыгунов.
Недаром так неистово кричала орава детей, прыгая вокруг большого стола:
Ситцевый галопа!
Скачет вся Европа.
Ситцевый галопа!
Скачет вся Европа.
Это тот самый 'галопа', который у всякого здорового ребенка так часто реализуется в стих:
Я не та-ак волоку,
Я в галопию скаку!
Об этом 'галопе' одна мать (Инна Клевенская) сообщила мне из города Калинина такой эпизод:
'Мой сын Павел вбежал ко мне с сияющими глазами, держа в руке растение сурепку, и закричал в восторге:
- Мама, эта травка - арбикой?
Затем - он впереди, а дети за ним - помчались в галоп вокруг комнаты, распевая дико, но вдохновенно:
Эта травка - арбикой!
Эта травка - арбикой...'
Здесь обнаруживается с особенной ясностью общественный характер 'экикик'. Они прилипчивы. Они заразительны. Стоит одному из детей выкрикнуть какое-либо ритмическое сочетание звуков, эти звуки мгновенно подхватываются всеми другими детьми, и, таким образом, личное творчество поэта-ребенка становится хоровым, коллективным.
В приведенном письме очень четко отмечены все этапы такого обобществления стихов.
Сначала - одинокий восторг мальчугана, нашедшего неизвестную травку, которой он дал такое необыкновенное имя: арбикой.
Потом - его взволнованный ритмический возглас, в котором он сам не заметил стиха:
- Мама, эта травка - арбикой?
Потом восприятие этого возгласа коллективом детей, которые чутко улавливают здесь стиховое звучание, ощущают этот возглас как хорей и начинают пользоваться им для своей массовой экстатической пляски, вовлекая в нее и поэта.
Такое коллективное детское творчество мне случалось наблюдать не раз. Я часто был свидетелем того, как группа детей, услышав какой-нибудь случайный отрывок прозаической речи, тут же превращала эту прозу в стихи. Помню, на даче в Куоккале проезжал мимо нашего сада незнакомый финн-зеленщик и, ни к кому не обращаясь, сказал:
- Дождь прошел, дорога сукка! - выразив этой лаконической фразой свою радость по поводу того обстоятельства, что, несмотря на вчерашний ливень, дорога осталась сухой.
Дети тотчас же уловили в этой загадочной фразе свой любимый хорей и, когда испугавший их финн скрылся за поворотом дороги, закружились, как факиры, выкрикивая:
Дождь прошел, дорога сукка!
Дождь прошел, дорога сукка!
Так случайная прозаическая, не совсем понятная фраза стала заразительным и звонким стихом, организующим коллективную детскую пляску.
Как-то весной в деревне несколько ребятишек сидели на жерди забора, а один из них бегал, ловил майских жуков и во время ловли крикнул: 'Жук, жук, ниже, - я тебя не вижу!..' У него получился нечаянный стих. И сразу все сорвались с места, начали прыгать, бегать за жуками и кричать:
Жук, жук, ниже,
Я тебя не вижу!
Жук, жук, ниже,
Я тебя не вижу!
С тех пор это повторялось ежедневно, пока были жуки.
Стихи такого рода, как мы видели, бывают по необходимости кратки и никогда не выходят за пределы двустишия, так как во время пляски маленьким детям нужны однообразные звуки, могущие быть повторяемыми бесчисленное множество раз.
Другое дело, когда детские стихи создаются не пляской, а какой-нибудь ритмической работой, слагающейся из более разнообразных движений. Такие внушенные работой стихи бывают гораздо длиннее, и ритм у них более сложен.
Много лет назад, к моему удовольствию, мне удалось подсмотреть, как пятилетние дети и другие, немного постарше, сами сложили удивительную рабочую песню, которая прекрасно ритмизировала их трудовые процессы.
Произошло это так.
Я жил на даче в Финляндии, в поселке, который нынче называется 'Репино', и с целой артелью детей ходил за водою в 'Пенаты' к Илье Ефимовичу Репину, у которого в саду был абиссинский колодец. Ведро у нас было маленькое, я надевал его на длинную палку, и дети несли его вместе со мною, гордясь, что помогают взрослому человеку работать.
Дорога была трудная: ведро зацеплялось за пни и корни. Особенно мешали два пня, торчавшие на середине дороги, и всякий раз, когда мы к ним приближались, я уговаривал детей быть осторожнее: не расплескать бы воды. После каждых шестнадцати шагов мы останавливались и минуты две отдыхали. И вот на третий день нашей совместной работы, когда в ней наметился ритм, дети, шагая с ведром, стали выкрикивать такие стихи:
Два пня,
Два корня
У забора,
У плетня,
Чтобы не было разбито,
Чтобы не было пролито,
