Сейчас мы, как это ни странно, можем помочь ей только тем, что не будем обращать на нее внимания. Так легче пережить стресс. Главное — она знает, что мы рядом.
Странно, но мне показалось, что его глаза излучают тепло. Тепло и сочувствие, чего я никак не ожидала от этого мужчины, привыкшего куда больше заботиться о человеческих телах, нежели о душах. Грэм Фэрроуз смотрел на меня таким участливым и теплым взглядом, что я готова была провалиться сквозь землю от стыда за свои недавние подозрения.
Как я могла подумать о нем плохо? Ведь этот человек помогал всем, кто нуждался в его помощи. Он пытался разобраться в том, что происходит с Лив, решил проблему Лилланда, а теперь караулит покой Мажетты, хотя вполне мог бы дать ей успокоительное и отправить ее восвояси.
— Что-то не так, мисс Притчард? — поинтересовался Грэм, заметив мой чересчур внимательный взгляд, устремленный на него. — Я снова сказал то, что вам не понравилось?
— Нет, — покачала я головой. — На этот раз дело во мне…
— И конечно же вы снова не станете делиться со мной своими сомнениями, чтобы потом не пожалеть об этом.
— Вам станет легче, если я поделюсь ими с вами?
— Мне станет легче, если вы впредь не будете оскорблять меня подозрениями.
— Так вы догадались? — изумленно спросила я.
— А кто бы не догадался? Вы следили за мной весь вечер, вырвали флакончик с таблетками из рук, а теперь пришли сюда, чтобы убедиться, что я не причиню вреда мисс Спаулер.
— Грэм… мистер Фэрроуз… — взволнованно залепетала я и густо покраснела. — Мне жаль… мне очень стыдно… Я не имела права даже подозревать…
Фэрроуз махнул рукой и сделал основательный глоток виски.
— Обидно лишь то, что вы не сами до этого додумались, — продолжил он, отставив стакан и вытерев рот ладонью. — Мне казалось, что Клеманс Стархейм не имеет на вас такого сильного влияния.
Мне не хотелось выдавать Клема, но обмануть Грэма Фэрроуза было трудно.
— Я уже признала свою неправоту. Клем не виноват. Есть кое-что, из-за чего мне иногда кажется, что я схожу с ума. Вот тогда и начинаются нелепые домыслы и подозрения… — Я замолчала и, не осмеливаясь взглянуть в глаза Грэму, принялась изучать пестрый ковер, устилавший пол в зале.
— Вы спросили мисс Спаулер о каком-то призраке…
Его слова заставили меня вздрогнуть.
— …и мне сразу вспомнилось ваше лицо в той комнате — в комнате Лив Такер. Ваше сумасшествие связано с этим видением?
Я молча кивнула.
— Видение повторялось?
Я снова кивнула, по-прежнему глядя в пол.
— И конечно же мне не стоит предлагать вам успокоительное — вы подумаете, что я хочу причинить вам вред.
— Но я же извинилась! — вырвалось у меня, и я снова встретилась взглядом с глазами цвета грецкого ореха. В них не было обиды или злобы. Они смотрели на меня внимательно, но не изучали. Кажется, эти глаза уже изучили меня достаточно, чтобы понимать, что именно руководит моими словами и поступками. Это и пугало, и восхищало одновременно — я не понимала, какое чувство сильнее.
— Не злитесь, меня иногда заносит, как и вашего друга, мистера Стархейма, — спокойно отреагировал на мой возглас Грэм. — На что похожи ваши видения, мисс Притчард? Что это? Смерть с косой, бледный вампир или женщина со старинного портрета?
— Иронизируете? — зло спросила я.
— Ничуть. Всего лишь перебираю то, с чем сталкивался. Я не психиатр, но слышал кое-какие истории из практики моих коллег. На всякий случай не обижайтесь, мисс Притчард, ведь я не назвал вас сумасшедшей. Просто пытаюсь понять, что с вами происходит. Так на что же похож ваш призрак?
— На моего отца, — тихо ответила я.
— Вашего отца?
— Моего покойного отца. — Я снова уткнулась взглядом в ковер и продолжила: — Меня воспитывали мама и бабушка. Отец, узнав о беременности матери, уехал из города, и много лет о нем никто ничего не знал. Когда мне исполнилось восемнадцать, отец неожиданно вернулся и заявил, что хочет увидеть своего ребенка. Он даже не знал, какого я пола, представьте себе, мистер Фэрроуз. «Ребенок» встретился с ним, но только для того чтобы высказать все, что накопилось в его душе за эти долгие годы. Проще говоря, я смешала своего отца с грязью. Я сказала ему все, что думаю о таких мерзавцах, как он. Я назвала его полным ничтожеством и заявила, что не хочу иметь с ним никаких дел. Отец был настолько потрясен моими словами, что после нашей встречи его отвезли на «скорой» в больницу, где он и скончался. Конечно, я не знала, что у него больное сердце, но это меня не оправдывает. В общем, мистер Фэрроуз, с моего злополучного восемнадцатилетия меня преследует чувство вины. Я никак не могу забыть о том, что случилось. Мне жаль отца, несмотря на то что я говорила в тот момент именно то, что думала. Призрак его никогда раньше мне не являлся. Я увидела его только здесь, на этом проклятом острове. Увидела и поняла, что этот призрак — моя больная совесть, мое второе «я», которое никогда не простит себе смерти отца. Я даже обратилась к психоаналитику, но все было тщетно. На какое-то время мне стало легче, но потом снова нахлынуло чувство вины, к которому примешивалась боль от мысли, что этот человек мог искренне раскаиваться в содеянном.
На мои глаза навернулись слезы, но в этот момент мне было безразлично, что думает обо мне Грэм Фэрроуз. Но, когда я почувствовала, как его ладонь мягко касается моих волос и задевает мою щеку, я поняла, что мне это далеко не безразлично. Я уже не могла сказать, что думала о ком-то другом. Нет, признаюсь, я думала только о Грэме Фэрроузе, который совершенно непостижимым для меня образом превратился из доктора в мужчину. В мужчину, чьи прикосновения пробуждали во мне сумасшедшую нежность. В мужчину, которому я смогла довериться. В мужчину, чей поцелуй я приняла бы как самый дорогой подарок. Подарок судьбы. Или случая. Как знать?
Грэм осторожно коснулся моего подбородка и повернул к себе мое заплаканное лицо. Я жадно вчитывалась в его глаза, пытаясь понять, сделает ли он то, чего в тот миг я так страстно желала. На секунду мне показалось, что его глаза, еще совсем недавно казавшиеся мне лишенными жизни, осветила яркая вспышка. Мне почудилось, что его красивые большие губы оживают в улыбке и тянутся к моим губам. И в это мгновение я не думала ни о ком другом, только о докторе, моем докторе, мрачном и странном, ласковом и нежном, — полной противоположности самому себе.
Лицо Грэма приблизилось к моему. Ну что ты медлишь?! Поцелуй же меня! Конечно, я ни за что бы не осмелилась произнести это вслух. Но он, кажется, не собирался целовать меня. Грэм глядел в мои глаза, и только ему самому было ведомо, что именно он хочет в них увидеть.
— Вам уже лучше, мисс Притчард? — Этот вопрос буквально швырнул меня с небес на землю.
Я почувствовала себя человеком, которого выкинули из самолета, не проверив наличие парашюта. Надо сказать, Грэм Фэрроуз выбрал весьма странный способ излечить меня от страданий. Я слышала, что поцелуи продлевают жизнь, но ведь он даже не поцеловал меня!
— Да, мне уже лучше, — пролепетала я и попыталась собрать по осколкам свое разрозненное сознание.
Что это было? Сиюминутное влечение или настоящее сильное чувство? У меня не было возможности раздумывать об этом тогда. Мне снова пришлось отвести взгляд от Грэма, иначе он неизбежно прочитал бы все мои мысли. Жаль, что я так и не научилась читать по глазам то, что люди действительно думают и чувствуют…
— Мисс Притчард, я… — Грэм Фэрроуз не успел закончить фразу.
Чудо, ради которого мы оба сидели в этом зале, наконец-то свершилось: наша добрая старушка начала подавать признаки жизни. Вначале она выпрямилась, затем внимательно посмотрела на нас с доктором, а потом произнесла:
— По-моему, мне приснился кошмар.
После этой фразы мы с Грэмом услышали подробный пересказ «страшного сна», который видела Мажетта. Оказалось, что наша старушка панически боится пауков. Этот страх — арахнофобия —
