Пьяный Лейканд не сразу после вызова поднес к глазам экран мобильного видеотелефона и вздрогнул, опрокинув бокал на деревянный стол парижского винного подвала. На экране ему ласково улыбалась Марина.
«А я по вас соскучилась, Вячеслав Абрамович, — мило и звонко смеялась она. — Как вы там, где? Я уже знаю, что наша картина оправдала ваши ожидания. Да и мне кое-что досталось… Вы даже не представляете, как вы нам с князем Андреем дороги, милый вы наш…»
Тотчас появился Мухин. Оба они были на фоне какого-то нелепого пустыря и хилых пальм.
«Где вы, куда исчезли, подлецы? — радостно орал Лейканд, будя бесчисленных собутыльников в штольнях. — Когда я вас увижу? Вас этот Фридман чертов хоть когда-нибудь выпустит их своего дурацкого Израиля?» «Ты и представить не можешь, как тут интересно, я тебе такое расскажу! — Мухин задыхался от волнения. — Ты даже не представляешь, что такое евреи, если им дать ацмаут…» «Что, что дать? — хохотал счастливый Лейканд. — Вы на какой язык перешли, идиоты?» «Как на какой? — Марина просто скисала от смеха. — На наш, еврейский, на иврит! А ты, гой, помалкивай, если не знаешь, как по-нашему будет независимость…» «Я теперь буду вам, сионистам, активно помогать и в Петрограде, — торопливо говорил князь Андрей. — Британская Палестина — позор по сравнению со свободным Израилем. Фридман обещал и тебе показать все.» «Когда вы вернетесь домой?» «А что мы там забыли? — Марина своим милым движением провела тонкими пальцами по глазам. — Мы тут купаемся в море, у нас полно новых друзей, мы теперь просто национальные герои Израиля. Завтра у князя встреча с премьер-министром.» «А где это вы сейчас?» «Около Иерусалима. Нам дали довольно допотопный, но по их понятиям наилучший лимузин, покатаемся по городу, проведем шабат в святом городе, а там видно будет, что дальше.» «Что-то пейзаж непривлекательный.» «Так это мы для беседы с тобой на несколько минут сублимировались в Палестину. Поговорим и вернемся в Израиль. Ты бы посмотрел, какие у них тут города!»
«Я безумно рад, что вы нашлись. Я просто чувствую себя обезглавленным — такую натурщицу увели!..» «Еще не вечер, — покраснев тихо сказала Марина. — Если князь позволит, я могу и позировать.» «А что теперь-то терять? — резонно заметил Мухин. — Лувр десятки тысяч ежедневно посещают, не говоря об интернете. Мы в первый же час в Палестине напоролись на этот же портрет в доме губернатора. Так что князь разрешает. Но, естественно, никаких альковных отношений. Я человек теперь южный, горячий. Убью и не замечу даже.»
Изображение друзей исчезло. На фоне выгоревшей редкой травы паслись черные козы — любимое арабское домашнее животное, способное удивительно ловко выискивать и пожирать все зеленые побеги, оставляя пустыню пустыней…
Глава 8
Счастливые и влюбленные Мухины катили по притихшей в ожидании субботы роскошной столице Израиля. Марина назло зимнему сезону одела открытую кофточку — ну и пусть, что декабрь, что мы, не в Африке что ли! Перебивая друг друга, они ехидничали по поводу освещения газетами последних событий.
Левые, естественно всю победу и заключенные мирные договоры с соседями приписали начатому их покойным кумиром мирному процессу. Правые, в свою очередь, считали, что только их многолетняя неуступчивость сломила арабский экстремизм. Народ все заслуги в достижении победы над агрессорами приписал славному ЦАХАЛу, неподражаемой израильской военной науке и промышленности, создавшим такие шагающие боевые машины. Естественно, ни о Фридмане, ни, тем более, о Мухине, в газетах не было и речи. В главных героях ходил тот самый генерал Бени Шайзер, которого едва не пришиб у Фридманов князь Андрей. Сам Мухин нисколько не обижался — дело сделано, полюбившаяся ему страна и ее такой славный и добрый народ спасены. Мир установлен надолго: кто же посмеет обидеть хозяина таких несекомых!
По дороге к Стене плача Мухин, сверяясь с картой, чуть заблудился. «По-моему, — сказал он, — вот этот путь самый короткий.» «А там есть проезд? — засомневалась Марина. — Смотри, полицейские какое-то заграждение тащат.» «Так ведь пока-то заслона нету.» И он нажал на газ, убедившись по табличке на английском, что шоссе Бар-Илан — кратчайший путь к цели.
Неожиданно, сразу с трех сторон к их машине высыпали странные личности в длинных черных плащах и шляпах, поперек дороги упал деревянный столб, а сгущающаяся черная толпа, яростно тряся в окна пейсами и скаля зубы, что-то злобно кричала, повторяя с визгом слово «Шабес!»
Мухин приоткрыл окно, пытаясь объясниться по-английски, но слова были бесполезны: вокруг орали. Кто-то сунул неправдоподобно бледную, но удивительно цепкую руку в щель окна, схватив князя за волосы. Андрей ударил по этой бесплотной руке, она выскользнула, щель удалось закрыть, но по крыше уже колотили чем-то тяжелым. На ветровое стекло сыпали какой-то мусор, вокруг было столько ярости и лихорадочного возбуждения, что прижавшаяся к Мухину Марина прошептала: «Они сейчас просто растерзают нас… Как плотоядно этот святоша смотрит на мою грудь, прямо как тот бандит в Ленинграде… У тебя спираль наготове?»
«С ума ты сошла! Это же те самые евреи, ради которых я потратил двести миллионов… Надо объяснить… это же набожные люди… Кто-то из них должен понимать по-английски!..»
Но никто и не собирался их выслушивать. Они не понимали ни на одном человеческом языке. Никто ни о чем и не собирался спрашивать. Им и так с Мухиными было все ясно… Едет в шабат, да еще с какой-то полуголой гойкой по нашему кварталу, бей! Типичная психология погромщика… Машину начали раскачивать все сильнее, пытаясь опрокинуть. Марина ударилась лбом о зеркало.
Кровь на лице юной прекрасной жены убедила Мухина мгновенно. Он приоткрыл окно, вмазал пудовым кулаком между яростно качающимися пейсами. Хилый ортодокс упал на руки толпы и мгновенно испустил свой высокий дух. Тотчас по стеклам и крыше загрохотали камни, внутрь салона посыпались стекла. По открытой руке Марины потекла струйка крови. Отбросив последние сомнения, Мухин нажал курок спирали…
«Господи, да как же вы попали в Иерусалим? И кто на вас напал? — причитала миссис Джефферсон, пока генерал по телефону распекал свою службу безопасности, а Мэгги квалифицированно накладывала пластырь на лоб и руку Марины. — Говорил же вам сэр Артур, что эти арабы очень опасны.»
«Да все обошлось, — криво улыбалась украшенная шишкой и ссадиной на лбу Марина. — Просто князь жить не может без острых ощущений…» «Позвольте, — бушевал генерал. — Вы должны подробно рассказать об этом нападении. Вы запомнили хоть одного араба?» «Почему вы решили, что это были арабы, — так же криво улыбнулся Мухин с вырванным надо лбом клоком волос. И неосторожно добавил: — А если это были евреи?»
«Что?! — побагровел губернатор. — Ж-жиды? Быть того не может! Вы слышали когда-нибудь в России, чтобы жиды хоть на кого-нибудь нападали? Впрочем… Позвольте, позвольте, ваша светлость, а где ваш сионист, этот странный облезлый субъект в идиотских очках? Да уж не он ли на вас своих бело-голубых жидов натравил?..» «Ну, что вы, — испугалась Марина. — Он сам едва унес ноги. Мы даже не знаем, где он теперь.» «Я узнаю, — зловеще произнес сэр Джеферсон. — Уж его-то я точно найду. И он мне расскажет все… Если это евреи, то это были его люди. Националисты. Вы же помните, он мне с самого начала не понравился!»
«Ваше превосходительство, — тихо сказал Мухин. — Успокойтесь. Мистер Фридман ни в чем не виноват. А я нипочем не отличу вашего еврея от вашего араба. Вот вы можете отличить чеченца от осетина? Даже я не могу, хотя и тот и другой — жители Кавказа. И с любым из них лучше в этом русском вроде бы краю не встречаться на узкой горной тропе. А вам за все спасибо. Дела мои в Палестине закончены. Найдете доктора Фридмана — помогите добраться до Петрограда. Позвольте ручку, миссис Джеферсон. И вы мисс. Честь имею, генерал.» «Нет уж, нет. Никаких такси больше. Я сам отвезу вас на базу, — генерал поправил жесткие рыжие усы и добавил: — Прошу, господа, в мою машину.»
Мухин закрыл окна авиетки, морщась и крутя головой, отгоняя недобрые воспоминания, постучал по
