– Да-а. Хорошо. Очень хорошо.
Он снова щелкнул затвором, причем так тихо, что я едва заметила.
– А теперь сядьте, пожалуйста, вот на ту кушетку… да, именно… и возьмите собаку.
Он протянул мне пса и убрал из кадра два стула.
– А теперь я хочу, чтобы вы с ним смотрели в разные стороны. Вы просто немного поверните голову сюда… да, вот так. Отлично. А ты, Герман, смотри на меня, ладно?
Я снова услышала мягкий щелчок, а затем Дэвид перемотал пленку. Он сделал сперва два снимка, потом еще пять подряд, после чего внезапно остановился.
– Понимаю, что это непросто, – сказал он, опустив фотоаппарат, – поскольку я направляю на вас такой увесистый объектив, но не могли бы вы немного расслабиться?
«Нет, не могу. Из-за тебя. Как я могу расслабиться перед тобой?»
– Понимаете, вы несколько напряжены.
– А… «Это точно».
– Ну-ка посмотрите на меня, Миранда…
– Вот так?
– Да, а теперь повернитесь к окну… отлично.
Он снова щелкнул затвором, а затем опустил фотоаппарат. Дэвид стоял, ничего не говоря, а только критически изучая меня. Я чувствовала себя ужасно, поскольку мне казалось, что он догадывается о моей вине.
– Вы очень фотогеничны, – неожиданно заметил он, снова поднося фотоаппарат к глазам. – У вас изящные черты лица и хорошие скулы. Нет, не улыбайтесь. Я хочу видеть ваше истинное «я». «Нет, не хочешь. Не хочешь. Поверь мне».
– Разве вы не пользуетесь вспышкой? – спросила я после того, как он сделал очередной кадр.
– Нет, предпочитаю дневной свет. Да, вот так хорошо. Так, повернитесь к окну, приподнимите подбородок. Отлично.
С фотоаппаратом в руках Дэвид казался более спокойным, словно бы тот его защищал, ограждал от чего-то.
– Надо посадить Германа рядом с вами и сделать так, чтобы вы смотрели друг на друга. Да, именно так. Отлично. А теперь несколько снимков у двери.
– Я думала, вы пользуетесь цифровым фотоаппаратом, – заметила я, пока он менял пленку.
– Нет, для такой работы я предпочитаю использовать свою старую «Лейку». Конечно, это не делает меня человеком двадцать первого века, – добавил он, наклеивая этикетку на коробку с использованной пленкой, – но я слегка пурист, а потом я сам люблю проявлять пленку. Обычно я не делаю фотопортретов. Честно говоря, я не знаю, почему мне предложили сфотографировать вас, – признался он несколько удивленно.
«Это из-за меня, из-за меня! Я хотела встретиться с тобой!»
– Впрочем, «Я сама» – хороший журнал, и потом – работа есть работа.
– Вы ведь фоторепортер, не так ли? – спросила я.
– Уже нет. Я снимал для «Рейтер» – ездил в горячие точки, но потом разлюбил эту работу. Теперь я свободный художник.
– И что же вы теперь фотографируете?
– О, самые разные вещи. Я работаю и на заказ, и по собственному желанию – снимаю то, что считаю важным. Ладно, здесь мы закончили, поэтому давайте выйдем на улицу.
По-прежнему чувствуя себя нервной и подавленной, я надела на Германа поводок, и мы решили взобраться на Примроуз-Хилл.
– А вы откуда родом, Миранда? – спросил Дэвид, когда мы поднимались по тропинке. – Надеюсь, вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
Теперь он казался спокойным и даже, к моему удивлению, почти дружелюбным.
– Я из Брайтона.
– Какое совпадение… «Это не совпадение».
– …Мы тоже жили там одно время.
– Правда? – с плохо разыгранным удивлением спросила я. – И где же?
– В Куинс-парке. На Вест-драйв.
«Дом сорок четыре. Третий с конца улицы. Я была там недавно – искала тебя».
– А вы где жили? – поинтересовался он.
– На Сэндаун-роуд.
– О, совсем недалеко от нас.
– Да, недалеко, – нервно пробормотала я.
