– Нет. Видишь ли, в последнее время я была очень занята, да и он тоже. В понедельник он занимался своими карликами, во вторник у меня был альпинистский тренинг в спортзале, вчера я устраивала супершоу «Путь в Тимбукту», а он работал допоздна, поскольку хочет как можно скорее стать акционером в своей компании. Но я поговорю с ним. Точно. Не сегодня, так завтра…
– Гм.
– Но ты позвони Дэвиду. Не сейчас, а когда придет время, когда почувствуешь, что готова. Обязательно позвони ему, Миранда.
Мне не пришлось этого делать, потому что, к моему величайшему удивлению, Дэвид позвонил сам.
Вечером того же дня меня вызвали в Кингстон – к декоративному вислоухому кролику.
– Как его зовут? – спросила я хозяйку, которая в тот момент протягивала мне блюдце с печеньем.
– Боб, – ответила она, стряхивая крошки со своего кардигана.
– А полное имя – Бобтейл?
Женщина взглянула на меня в недоумении:
– Нет, Роберт.
– О, конечно. – Я открыла свой блокнот и начала записывать. – Кролик Роберт. Ему, наверное, месяца четыре?
– Да. Большую часть времени он ведет себя как очень милый и хорошо воспитанный юный кролик, – с одобрением сказала она, прихлебывая чай. – Но недавно он начал проявлять чрезмерную требовательность. Правда, Боб? – Хозяйка погрозила кролику пальцем. Зверек сидел рядом с ней на диване и старательно умывался.
– Что вы имеете в виду? – спросила я, наблюдая за туалетом Боба. Полизав передние лапки, он несколько раз вытер ими глазки и носик.
– Видите ли, в течение дня Боб бегает по дому, – пояснила женщина, – я приучила его к туалету, – а ночью спит в клетке. Когда я утром спускаюсь вниз, то обычно первым делом кормлю его, иногда играю с ним. Но в последнее время я стала замечать: если мне не удается сразу подойти к Бобу – например, из-за того, что звонит телефон или дочка зовет меня, – он прямо-таки приходит в бешенство.
Я посмотрела на кролика – теперь он мыл ушки, старательно натягивая их на мордочку.
– Приходит в бешенство? – переспросила я. – В чем это выражается?
– Он издает ужасный визг, вцепляется в прутья клетки и раскачивает их, а потом расшвыривает свои игрушки. У него есть несколько деревянных брусков, так он и их яростно разбрасывает. Поверьте, зрелище жутковатое.
– Гм, могу себе представить. – В моем воображении возникла табличка с надписью: «Осторожно: злой кролик».
– Это своего рода истерия, – продолжала хозяйка. – Иногда мне кажется что у него такой кризис, какой бывает у двухлетних детей.
– Знаете, а вы недалеки от истины, – сказала я. – Судя по всему, с Бобом действительно случаются малышовые приступы раздражительности – хотя и в кроличьем варианте, – поскольку он только-только начинает осознавать, что мир отнюдь не всегда существует в соответствии с его планом. Малыш в ужасе обнаруживает, что не может рассчитывать на морковку или ласку именно в тот момент, когда ему этого хочется, а потому или замыкается в себе, или выражает свой гнев физическим действием. Это так называемая «переадресованная агрессия».
– А, понимаю.
И только я начала ей объяснять, что, повзрослев, кролик почти наверняка преодолеет это состояние и беспокоиться тут не о чем, как вдруг зазвонил мой мобильник.
– Миранда?
– Да?
– Это Дэвид.
Мои внутренности, по обыкновению, сделали сальто-мортале.
– Алло, Миранда? Вы меня слышите?
– Да-а. Здравствуйте.
– Вы, наверное, заняты?
– Да, немного – работаю с пациентом.
Я посмотрела на женщину, которая как раз искала сумку, пока Боб норовил повиснуть у нее на руке.
– Что за особь?
– Э… oryctolagus cuniculus.
– А, кра-алик, – сказал он, утрируя свой американский акцент.
– Неплохо, – засмеялась я.
– У меня был такой в детстве, и я гордился тем, что знал его латинское название.
Возникла короткая пауза.
– А… вы уже сделали фотографии? – спросила я. – Хорошо получилось?
