Грэм тяжело вздохнул. Его восторженно встретили дома, обнимали, целовали, плакали от радости, а теперь упрекают.
– Не вздумай больше так поступать, – сухо повторила я. – Можешь перерыть лужайку, линять по всему дому, пусть тебя даже стошнит в машине – но пропадать тебе не разрешается.
Вид у него стал совершенно пристыженный.
– Мы так из-за тебя беспокоились, – проговорил Мэтт.
– Благодаря тебе мы оказались в ситуации повышенной эмоциональной напряженности, – добавила Кейти. – Мы все тут сбились с ног, стараясь тебя найти, – даже Джос.
– Вот именно, – поддакнула я. – Даже Джос. Между прочим, это было очень великодушно с его стороны.
На Грэма мои слова не произвели никакого впечатления.
– Но как он нашел квартиру Питера? – вслух проговорила я.
– Он был там один раз, на Пасху, – ответил Мэтт. – Наверно, запомнил дорогу.
– Ему помогло обоняние, – высказала свое мнение Кейти. – Обоняние собак, говорят, во много тысяч раз сильнее нашего. Они могут обнаружить каплю уксуса в сорока тысячах галлонов воды.
– А вот и не все, – запротестовал здравомыслящий Мэтт. – Дженнифер Анистон ни за что не сможет обнаружить уксус даже в заливной рыбе и свиной отбивной. Наш Грэм такой умный. – Он погладил псу голову. – Хотя немного непослушный. Верно?
– Думаю, мы все достаточно высказались, – заметила я, ставя печенье в духовку. – Как говорится, все хорошо, что хорошо кончается.
В ту же секунду зазвонил телефон.
– Это твой адвокат! – пронзительно крикнула Кейти.
– Здравствуйте, миссис Смит, – произнес приятный женский голос. – С вами говорит секретарь мистера Читем-Стэбба. Он просил меня выяснить, получили вы бумаги, которые он отправил вам в июне, или нет.
– Что за бумаги?
– Письменные показания истца в поддержку заявления, которые должны быть подписаны в присутствии юриста и отосланы обратно. Там же вы должны подтвердить, что подпись на официальном заявлении вашего мужа – его собственная.
– С какой стати я должна это подтверждать?
– Это делается для того, чтобы женщины не смогли подделать подпись мужа с целью получить развод.
– А они так делают?
– Безусловно, пытаются. Мы послали вам документы три месяца назад, – продолжала женщина. – Теперь, когда мистер Читем-Стэбб вернулся из отпуска, он намерен запустить дело в производство.
– Да, конечно, – вздохнула я.
– Странно, что вы ничего не получили, – добавила женщина. – Они были в большом коричневом конверте.
– Ах, этот. Знаете, я никогда не открываю коричневые конверты, – объяснила я. – Наверно, это своего рода фобия. Я всегда оставляла их мужу, но он вернется из Штатов только на следующей неделе.
– В таком случае я пришлю вам дубликат. В белом конверте.
– Хорошо, – согласилась я. – Это было бы… замечательно. Но, знаете, я не тороплюсь. Можете прислать, когда вам удобно. У вас наверняка есть множество других дел.
Белый конверт упал на дверной коврик на следующий день в восемь утра. Я вскрыла его, но была слишком занята, собирая детей в школу, и несколько дней бумаги лежали непрочитанными. Но в воскресенье я наконец села в кухне и просмотрела анкету, напечатанную на кремовой бумаге. Она состояла из простых вопросов и ответов. ВОПРОС: Укажите в краткой форме, на чем основывается ваше утверждение, что ответчик нарушил супружескую верность. ОТВЕТ: Он сознался сам. ВОПРОС: Укажите дату, когда вам стало известно, что ответчик нарушил супружескую верность. ОТВЕТ: В Валентинов день. ВОПРОС: Вы находите невозможным жить с ответчиком? ОТВЕТ: Да, вероятно, это так.
Бог мой, это было ужасно. Ужасно. Я отложила анкету. Заполнять ее сейчас я была не в состоянии – настолько была подавлена. Дети только что вернулись в школу, а Джоса я не видела почти неделю.
– Дорогая, прости, что не балую тебя своим вниманием, – сказал он, когда позвонил мне ближе к вечеру. – Боюсь, так будет и дальше – пока не пройдет премьера «Мадам Баттерфляй».
– Все в порядке, – отозвалась я. – Я все понимаю. Я знаю, что ты работаешь день и ночь.
– Почему бы тебе завтра не заехать ко мне в театр? – предложил Джос. – Ты можешь немножко понаблюдать за нашей работой, а потом мы сходим куда-нибудь выпить чаю.
На следующий день я села в подземку, доехала до станции «Ковент-Гарден», прошла через служебный вход со стороны Флорал-стрит, села и стала ждать Джоса. Сюда доносились стук и грохот со сцены.
– Репетиция продолжится через двадцать минут, – услышала я. – Через двадцать минут весь технический персонал прошу вернуться на сцену.
В ожидании Джоса я начала просматривать программку, которую он как-то мне оставил. Сначала я прочитала его имя и биографию, и мое сердце наполнилось гордостью. Затем я открыла краткое содержание оперы. Там говорилось, что 15-летняя гейша Чио-Чио-сан, что переводится на английский как Баттерфляй, то есть Бабочка, вступает в «брак» с красивым американцем, лейтенантом Пинкертоном. Для него это ничего
