дочерьми, матери – с сыновьями, бабушки и дедушки – со своими внуками-подростками, мужья – с женами. Затем и Саския исчезла, а потом вынырнула с каким-то мальчишкой, крутясь и вихляясь, и… о господи. Сердце у меня упало. Памела Роач! В очаровательном балахоне, розовом, как жевательная резинка, с низким вырезом, открывающим грудь. Она танцевала с непривлекательным мужчиной лет пятидесяти и просто светилась от счастья, трясясь всем своим грузным телом под песню Рода Стюарта «Как ты думаешь, я сексуальна?». Я опустила голову и прикрыла глаза рукой. Мне не хотелось на это смотреть.
– Что случилось, Тиффани? – спросил вдруг Довольно Успешный. – Голова болит? Или несварение желудка? Будущей матери нужно быть очень осторожной, необходимо придерживаться диеты. Вот, возьмите. – Он передал мне гроздь винограда. – «Легкая закуска, хороша в перерывах между едой».
Я бросила на него испепеляющий взгляд: пропади ты пропадом.
– Или вы предпочли бы что-нибудь выпить? – продолжал он, пододвигая кофейник. – «„Нескафе Голд' – великолепный насыщенный вкус». Или, возможно, – ох нет, конечно нет, – вы пьете вместо кофе травяной чай?
Оливия взглянула на мужа, потом на меня.
– Ты ведешь себя более чем странно, – заявила она, бросая в рот голубую капсулу.
– Вовсе нет, – сказал он. – «Потому что леди предпочитают…» – о, кто это?
– Тиффани, Тиффани! – пролаяла Памела. – Ты что, ослепла? Не видишь меня? Я махала тебе во время танца.
– Памела, тебе никто не говорил, что рыжеволосым никогда, ни в коем случае, даже под страхом смерти нельзя носить розовое? – спросила я.
На самом деле ничего такого я не спросила.
– Ох, извини. Не заметила тебя. Как забавно, что мы снова с тобой встретились, – сказала я.
– Знаешь, после приема в честь помолвки я порылась в архивах, – начала она, – и выяснила, что буду в родственных отношениях с Джонатаном после его женитьбы. Когда я сказала Саре, что я ее троюродная сестра по материнской линии, она была так добра, что прислала мне приглашение.
– О, я тоже ее кузина, – сказала Оливия с внезапным интересом. – По какой линии, вы говорите, – по линии Фицроев или Мак-Калламов?
Памела, моргая, смотрела на нее. Затем волна багрового румянца разлилась у нее по шее и поползла выше, заливая все лицо.
– …Э-э, Фицроев, – пробормотала она.
– О, это очень интересная семья, – сказала Оливия. – Присаживайтесь, я вам расскажу о них. Я очень хорошо знаю семейную историю…
– Ну… мне не хотелось бы вам мешать, – пробормотала Памела, отступая. – Я подошла, только чтобы поздороваться с Тиффани. Меня ждет мой партнер, вон там. – Она снова отступила, и вскоре ее поглотила пестрая толпа вихляющихся танцоров.
– Как странно, – сказала Оливия. – Извините, я пойду попудрю нос.
– Тиффани, – обратился ко мне Довольно Успешный, когда она ушла.
– Да?
– Почему вы мне сказали, что беременны?
– Я не говорила.
– Но я не понимаю, – произнес он с пьяным вздохом. – Все эти книжки о младенцах…
– Моя подруга Салли ждет ребенка, – пояснила я. – В мае. Я ее партнер по родам.
– О, понимаю. Значит, я ошибся.
– Да, ошиблись.
– Немного странно с вашей стороны, что вы не поправили меня, – сказал он обиженно.
– Я так не думаю. В тех обстоятельствах… Довольно Успешный посмотрел задумчиво на танцующих, затем взглянул на меня и сказал:
– Тиффани…
– Да?
– Я хочу спросить, не согласитесь ли вы… не могли бы мы…
– Толстушка Тротт! – Неожиданно рядом со мной оказался Ник и протянул руку. – Пойдем, Толстушка Тротт, потанцуем. – Он улыбнулся Довольно Успешному и Оливии, которая уже вернулась. – Ник Уокер, – представился он. – Извините нас.
– О да, Ник. – Я встала, и он повел меня к танцующим.
Я была рада отдохнуть от семейных неурядиц Довольно Успешного. Честно говоря, это было несколько утомительно. Я поглядывала на него, когда Ник кружил меня во время танца. Он сидел за столом молча, рядом с женой. И выглядел несчастным. Очень несчастным. И я любила его. В самом деле любила. Но мне не хотелось вникать в его проблемы, его несчастливый брак – это не мое дело. По крайней мере он не лгал о своих отношениях с женой, как делают многие мужчины. Они казались абсолютно разными людьми, их несовместимость бросалась в глаза. И Оливия тоже несчастна, это очевидно. Очень несчастна. Не потому ли она надела на свадьбу черное платье?
Продолжение марта
Арнольф: