– Пятьдесят один!
О, надо же. Какой молодой. Бедняга. И тут я вспомнила, что болезнь Альцгеймера может передаваться по наследству. Ах! Я взглянула на Пола. Ему было сорок три. Если я выйду за него, то может случиться так, что к 2005 году мне придется усаживать его на скамеечку в ванной и, нацепив большой бейдж, говорить: «Привет! Меня зовут Тиффани, я твоя жена!» Может, он уже болен? Я решила провести небольшой тест.
– Сколько пунктов в списке Кохеля?[38] – спросила я как бы между прочим, когда нам принесли десерт.
– Шестьсот двадцать пять.
– Неверно! Шестьсот двадцать шесть. Он явно на ранней стадии слабоумия.
– Сколько ноктюрнов написал Шопен?
– Девятнадцать. Это что, «Мастермайнд»?[39]
– Когда была Каллоденская битва?[40]
– В 1746 году.
– Как звучит седьмая заповедь?
– «Не возжелай жены ближнего своего». Совсем неплохо. И даже очень хорошо.
– А кто разгадал тайну дезооксирибонуклеиновой кислоты?
– Крик и Ватсон, разумеется. Вы хотите, чтобы я назвал год?
– Нет, не нужно, – сказала я. – А, м-м, какой квадратный корень из четырехсот девяносто семи?
– Не знаю, – сказал он с неожиданной и, пожалуй, излишней горячностью.
Что это он так рассердился? – удивилась я. Кажется, я и в самом деле вызываю у него раздражение. Не знаю почему, но и он вызывал у меня раздражение, я почувствовала это именно тогда, когда принесли заказанного им нежного кролика под красным перечным соусом. Возможно, я не смогу полюбить человека, который ест кролика, подумала я, доедая тонко нарезанную говядину. Мы жевали молча несколько минут, а затем, когда я безрезультатно старалась думать о чем-нибудь, вернее, ни о чем, произошла забавная вещь: на нашем столе вдруг появилась бутылка «Боллинджера».
– Господи, как мило, это вы заказали? – спросила я.
– Э-э, нет. Вообще-то нет.
– Откуда же она взялась? – спросила я.
– Я и правда не знаю, – сказал Пол.
– Это от джентльмена вон в том углу, – сказал официант с таким французским акцентом, что я подумала, будто он только что приехал из Пенье.
– Какой человек, в каком углу? – спросил Пол.
– Вон тот. Там.
Я обернулась. В самом дальнем углу зала с низким потолком и стенами, отделанными деревянными панелями, за маленьким столиком сидел прекрасно одетый мужчина, уткнувшийся в кроссворд. Облако бабочек-махаонов вдруг закружилось у меня в животе. Довольно Успешный. Обедает один. Вообще-то он выглядел довольно грустным и одиноким. Он, возможно, был здесь все то время, пока я обедала с Полом. Вдруг он поднял голову, заметил, что я смотрю на него, и улыбнулся мне как-то странно, немножко печально. Затем он снова занялся своим десертом.
– Вы знаете этого человека? – спросил Пол с подозрением, поворачивая голову, чтобы рассмотреть получше.
– Вообще-то нет, – сказала я, вынимая записку из ведерка со льдом. – Но я встречалась с ним. Один раз.
Я быстро прочитала записку, опасаясь, что лицо у меня красное, как бокал бургундского.
«Т.Т.
Я действительно сожалею о том, что произошло. Мне следовало бы принять Ваш отрицательный ответ. Но этим подношением я просто хочу показать Вам, что не обиделся, хотя на самом деле я обиделся, и очень сильно. А также потому, что, как мне кажется, от Вашей беседы с Вашим спутником остался пшик. Готов поспорить, что он не пьет пиво.
Д. У.»
– Разве нормальные люди так поступают? – сказал Пол, явно уязвленный неожиданным вторжением Довольно Успешного.
– Возможно, – ответила я, когда официант наполнил наши бокалы.
Я нацарапала маленькую записку: «Спасибо большое. Это гадко, но мило» – и попросила официанта передать ее.
– Вы так думаете? – спросила я Пола.
– Да, – ответил он, тем не менее выпив шампанское.
Мы заканчивали ужин в молчании – он, очевидно, таким образом заедал вечер, который, и я это чувствовала, был безнадежно испорчен. Бабочки все еще порхали, из-за чего я практически не могла есть. И я чувствовала, что глаза Довольно Успешного прожигают мне спину. Настырный человек, укравший у меня этот вечер. Он явно любит провоцировать. И все-таки я чувствовала, что меня тянет к нему как магнитом. Спустя несколько минут я обернулась. Он в этот момент оплачивал счет. Затем он сложил газету и удалился.