место. А сейчас – молиться и молиться, призывая на помощь Аллаха.
Спустившись наконец в темницу, Хасан понял, что Гарун не преувеличивал. Все стражники, собравшись в небольшие группы, возбужденно обсуждали что-то, однако, завидев Хасана, смолкли и глубоко склонились перед ним.
– Что произошло? – Хасан, скрестив руки на груди, переводил строгий взгляд с одного стражника на другого. – Кто объяснит мне наконец, что случилось? Где надзиратель?
– Я здесь, господин.
Он выступил на шаг вперед. Несмотря на небольшой рост и седину, он представлял собой внушительное зрелище: широкие плечи, мускулистые ручищи и громадный шрам, рассекавший лицо. Хасан был наслышан о его зверствах, но не придавал им значения. От тюремного надзирателя не требуется кротости и великодушия.
– Рассказывай, что случилось, – потребовал Хасан.
– Идемте со мной, вы все сами увидите, – сказал надсмотрщик вместо объяснения. Схватив факел со стены, он отошел на несколько шагов вперед, потом остановился и повернулся к Хасану.
– Хорошо, пойдем. Гарун!..
Но надзиратель остановил его.
– Нет, вы один.
Хасан открыл было рот, чтобы прикрикнуть на него и пригрозить суровым наказанием, однако, увидев его взгляд, сразу же смолк. Глаза надсмотрщика были черными и ледяными, как смерть. Такого человека не запугаешь. Хасан кивнул и пошел вслед за ним.
Спустившись вниз по узкой каменной лестнице, они двинулись дальше по длинному тесному проходу. Хасан не первый раз спускался в темницу. Иногда он присутствовал на допросах, выносил вердикт – казнить или помиловать. Последнее, впрочем, было большой редкостью. Сейчас он испытывал такое же жуткое чувство, как тогда, когда его, девятилетнего мальчика, отец впервые взял с собой в темницу, дабы сын увидел, как действует система наказаний в Газне. Из-за дверей раздавались крики и стоны узников. По некоторым выкрикам Хасан понял, что пленников не кормили. Но с приближением Хасана и надзирателя крики прекращались: пленники узнавали тяжелые, обитые железом сапоги надсмотрщика и замолкали, стараясь не вызвать его гнев.
– Вы поступили правильно, господин, последовав моему совету, – сказал надзиратель хриплым басом. – Уверен, в ваших же интересах, чтобы никто этого не видел.
– Куда ты меня ведешь? – начиная злиться, спросил Хасан. Как смеет этот человек, совершавший свою гнусную работу, вместо того чтобы служить Аллаху и Субуктакину, выводить его из себя? Кто дал право этому ничтожеству разговаривать с ним в таком тоне? В любой другой день он не раздумывая велел бы его выпороть и выгнать, но, к сожалению, такие работники необходимы. Не много найдется людей, перед которыми бы так дрожали пленники, да и сами тюремщики. И все-таки его следует наказать за неслыханное хамство. Но почему он медлит?
– Я веду вас в подземелье, – с отвратительной ухмылкой на искаженном ненавистью лице ответил надсмотрщик. – Туда, где сидят самые отпетые негодяи в ожидании своего конца – изменники, прелюбодеи и безбожники.
У Хасана захватило дух. Он имел представление о самом нижнем подвале темницы. Он часто допрашивал там вероотступников и вершил над ними суд. Не далее как прошлой ночью он выводил отсюда Та-рика, а потом в заброшенном доме покарал его.
Наконец они добрались до нижнего подземелья, представлявшего собой лабиринт, более запутанный, чем все остальные этажи темницы. Вонь здесь стояла невообразимая, будто открылись ворота ада, чтобы пленники предвкусили то, что ожидает их после смерти. Чтобы не потерять сознания, Хасан зажал нос платком. Взглянув на него, надсмотрщик усмехнулся.
Рядом с одной из камер стоял стражник. Еще издали Хасан понял, что именно отсюда он прошлой ночью велел вывести Тарика, предварительно заковав в кандалы.
– Иди наверх, – сказал надсмотрщик своему подчиненному. – Там полно работы.
Тот поклонился и тут же исчез. Можно подумать, что наверху его ждет рай. Хасан мысленно спросил себя, почему он так запуган. И вообще, что здесь произошло, что все шарахаются от страха?
Надсмотрщик отцепил от пояса огромный ключ. Заржавевший замок нещадно заскрипел, когда он вставил в него ключ и повернул. Дверь открылась. В лицо Хасана ударила адская вонь. Он отпрянул назад.
– Входите, господин, – сказал надсмотрщик и поклонился. – Но приготовьтесь, вы переступаете порог ада.
На лице надзирателя играла дьявольская усмешка. Уж не демон ли он? Может, сам дьявол вселился в его шкуру, чтобы заманить в ловушку? Помедлив, Хасан вошел. Шаг за шагом он продвигался вперед, со страхом ожидая, что за ним вдруг захлопнется дверь и он один, беззащитный, окажется в этом аду. Но ничего подобного не случилось.
Он осмотрелся. Камера ничем не отличалась от других. Пол был покрыт гнилой скользкой соломой, обсиженной тучами тараканов и пауков. В углу послышался подозрительный шорох. «Крысы», – подумал Хасан. Эти твари пожирали насекомых и всякую нечисть, которой здесь было предостаточно. Они кормились остатками пищи заключенных или даже ими самими: трупы часто сгнивали прямо в камере – их просто забывали убирать. Судя по докладам, которые получал Хасан, тюремщики не останавливались даже у тех камер, в которых были живые люди, не говоря уже о мертвых. Крысы были жирными, откормленными. Но Хасана это не смущало. Заключенные заслуживали этой участи: отсутствия воды и света, голода, вони и, конечно, крыс. Но зачем его привели сюда? Пока он не видел ничего необычного и страшного.
– Подай мне факел, – приказал он тюремщику. – Здесь очень темно.
Когда факел осветил небольшое пространство камеры, Хасан в ужасе отпрянул. От открывшегося перед ним зрелища у него перехватило дыхание. Надзиратель не солгал. Он находился в преддверии ада.
Все стены были сплошь разрисованы человеческими лицами. Искаженные ненавистью, страхом и злобой, обезображенные бесчисленными шрамами, они дико хохотали и кричали от боли в дьявольском
