— Его величество был один, — начал Джирет. — У него на поясе висел всего один меч, а ростом он был пониже, чем Каол. Король очень торопился. Лошадь, на которой он скакал, шаталась от усталости. И еще: правая ладонь у него была слегка ранена. И за ним гнались.
Джирет замолчал, и его вновь начало трясти.
— Кто гнался? — не отставал Стейвен.
Он ободряюще похлопал сына по спине, но глаза его были жесткими и суровыми.
— Двадцать всадников с копьями. Их послал командующий гарнизоном Итарры, — неохотно сообщил Джирет.
— Выходит, твой сон был настоящим видением.
Стейвен осторожно поставил мальчика на ноги.
— А ты не помнишь, когда король скакал, был дождь?
Дэния затаила дыхание. Халирон взял ее за руку. Джирет нахмурил лоб, сосредоточенно вспоминая. Потом он поднял на взрослых глаза, такие же серьезные, как у отца, и сказал:
— Забавная штука: я видел снегопад. Но на деревьях были зеленые листочки. — Джирет дерзко вскинул подбородок. — Я не вру. Все, что я видел во сне, правда.
— Тогда оденься и приведи сюда Каола, — велел сыну Стейвен.
В ответ на удивленный возглас Дэнии он невесело улыбнулся:
— Женушка, неужели ты хочешь, чтобы король застал нас спящими? Если среди весны выпадает снег, а итарранские псы отправляются на охоту, жди беды. Нужно предостеречь все кланы Фаллемера и удвоить число дозорных, следящих за дорогой.
Лизаэр усилием воли проснулся. Простыни, на которых он лежал, были влажными и сбились в комок. Кошмар, терзавший его во сне, еще довлел над ним — безграничный ужас, источник которого лежал вне пределов сознания. В ярости от собственного бессилия Лизаэр отшвырнул пуховую подушку. Магическая защита, созданная Содружеством, могла отводить осязаемые угрозы, однако вторгшееся в его сон было неосязаемым. После победы над Деш-Тиром Лизаэр уже не первый раз просыпался в поту и с бешено стучащим сердцем.
Не зная, как унять противную дрожь во всем теле, Лизаэр вскочил с постели. Хотя за окнами не было еще и намека на рассвет, он поспешно оделся. Ему отчаянно захотелось выйти наружу. Даже в темноте роскошь спальни гнетуще действовала на него. Зная, что кто-то из бестелесных духов несет неусыпную вахту, Лизаэр сказал:
— Выйду-ка я на свежий воздух. Может, прогуляюсь по саду.
— Тогда лучше накинуть плащ. Там густой туман, — ответил ему голос Люэйна.
Лизаэр удивленно вскинул брови.
— И вы допускаете такую мерзкую погоду накануне коронации Аритона?
— Над Итаррой вообще должен был пролиться обильный дождь, — коротко объяснил Люэйн.
Понимая, что накануне коронации важно не допустить разгула стихии, Люэйн все же не решился вмешиваться в законы природы.
— Харадмон повернул надвигавшуюся бурю на север, — добавил бестелесный маг. — К полудню от тумана не останется и следа.
Направляясь к шкафу, где висел его плащ, Лизаэр увидел, что и другие постели остались нетронутыми. Дакар наверняка где-нибудь пьянствует. После всех заявлений о жутком итарранском эле Безумный Пророк явно решил утешить себя более крепкими напитками. А если наследный принц Ратанский, перед тем как надеть на себя ярмо пожизненного владычества здешним непредсказуемым королевством, решил утопить свою последнюю свободную ночь в вине, никто его не станет осуждать.
Лизаэру и сейчас было жарко, однако он все же накинул плащ и тихо скользнул за дверь.
Сад, примыкавший к помещениям для высоких гостей и отгороженный со стороны улицы высокими стенами, серебрился в росе. От соприкосновения с сыростью разгоряченное тело Лизаэра мгновенно покрылось гусиной кожей. Воздух не освежал. От факелов, заменявших уличные фонари, в сад ползли струи густого дыма, разъедавшего глаза. Назойливые благовония, которыми стремились перебить смрад сточных канав, заодно перебивали и природные запахи земли, а также слабый аромат распускавшейся сирени. Где- то вдалеке рычали собаки, видимо не поделившие кость. Потом раздался визгливый женский голос, выкрикивающий проклятия. И уже совсем близко, чуть ли не за самым забором, прогрохотали тяжелые сапоги ночной стражи. Лизаэр любил городскую жизнь, но Итарра отталкивала его своей безнравственностью и неуловимостью. Чем глубже он стремился проникнуть в суть здешних интриг и понять замыслы гильдейских управителей, тем сильнее ощущал, что погружается в какое-то скользкое болото. Как ни проклинал Лизаэр запустение Итамона, здесь ему было еще неуютнее, чем среди развалин мертвого города.
Ночная сырость все же пробрала принца, и он поплотнее укутался в плащ. Если совсем недавно ему было нестерпимо жарко, сейчас он дрожал от холода. Нет, он не испытывал ни малейшей зависти к Аритону, которому предстояло управлять королевством далеких предков.
Порочность Итарры медленно и коварно вползала в душу Лизаэра, подрывая его принципы и убеждения.
Вымотанный бессонными ночами, Лизаэр остановился и прислонился спиной к мраморному пьедесталу, на котором красовался бюст какого-то сановника. В гуще цветов стрекотали сверчки. Женские крики стали реже и тише, а потом и совсем смолкли. Собачья драка закончилась, и поверженная сторона теперь жалобно скулила. Дозорные завернули за угол, и из-за деревьев все слабее доносились грохот их сапог и брань. Лизаэр вбирал в себя звуки незнакомого мира и раздумывал о том, сколь сильно встреча с ватагой оборванных детей из зловонного квартала поколебала его представления.
Будучи наследным принцем Амрота в далеком теперь Дасен Элюре, Лизаэр пользовался доверием людей. Их нужды были его нуждами, которые он принимал близко к сердцу. Точно так же, оказавшись в Итарре, Лизаэр попытался принять близко к сердцу заботы государственного совета, и сановники самых высоких рангов не таили от него свои проблемы. Даже главнокомандующий Диган изменил позицию и был готов завязать с ним дружбу. Уверенность в том, что он вершит правосудие по совести, всегда позволяла Лизаэру удовлетворять врожденную потребность в справедливости. Вплоть до сегодняшнего дня честность казалась ему величиной абсолютной и постоянной, что делало каждый его выбор ясным и однозначным.
Лизаэра вдруг обуяло желание безостановочно шагать по этому темному саду, дабы не угодить в невидимую западню. Усилием воли он подавил свой порыв. Вдыхая тонкий аромат сирени, Лизаэр пытался разобраться, почему считанные минуты, проведенные им в бедном квартале, смогли поколебать безупречную ясность его принципов. Вопрос не имел однозначного ответа, а распадался на множество сопутствующих вопросов. Лизаэр понимал: невозможно служить интересам гильдий, не обрекая на смерть детей, ставших узниками работных домов. Обеспечить торговцам право на безопасную торговлю — значит попустительствовать наемным головорезам и закрывать глаза на кровавые бойни, устраиваемые ими при нападении на лесные кланы.
Кому отдать предпочтение? На чью сторону встать? В этом мире противоречивых интересов, где слово чести нарушалось сплошь и рядом, не существовало основополагающих принципов, без которых немыслима настоящая справедливость.
Маги Содружества воздерживались от того, чтобы высказывать свое мнение. Лизаэр понимал: все их сверхъестественные силы направлены на то, чтобы сделать Аритона королем. Они и потом не станут направлять его действия. Бесконечные убеждения в необходимости действовать по совести — это все, на что сможет рассчитывать его брат.
Только сейчас Лизаэр по-настоящему осознал, какой груз ответственности предстоит возложить Аритону на свои плечи. Он припал головой к холодному камню, скорбя о справедливости, переставшей быть столь однозначной. Похоже, в Итарре каждый устанавливал собственные принципы, чтобы потом нарушать даже их. Погруженный с детских лет в заботы королевства, Лизаэр с ужасом сознавал, что сейчас не в состоянии обозначить принципы даже для самого себя. Итарра утонченно мучила его, раздувая сомнения и дразня возможностями. Наверное, и позабытый Тайсан доставил бы ему не меньше страданий. Его учили управлять государством в узком пространстве, ограниченном стенами отцовского дворца; он не знал, да и не желал знать о жизни, существующей за теми стенами.
