девочка будет наиболее беззащитной. И тогда Таэн придется сразиться с тайными врагами, притаившимися в ее разуме.
Сатид с током крови перемещался по телу Таэн; разбуженный теплом, он быстро рос и вскоре начал искать сознание своего нового хозяина. Он делал это инстинктивно, как новорожденный ребенок ищет материнскую грудь. Изучив характер Таэн, сатид начал стараться слиться с ее разумом, и эмпатический дар девочки открыл симбиоту путь к сокровенным глубинам ее сознания. Но сатиду нужно было узнать о Таэн как можно больше, и под его влиянием она начала видеть сны о своем прошлом.
Сатид неторопливо исследовал память девочки, узнавая обо всем, что с ней случилось с момента рождения, с самого первого произнесенного ею слова; ему нужно было знать самые мельчайшие подробности. Вместе со своей хозяйкой сатид учился ходить, говорить и рассуждать. После того как она украла в булочной крендель, поделив добычу с подружками в ближайшем переулке, сатид понял, что такое нечестность, а благодаря первой лжи Таэн он узнал, что такое хитрость. Таэн продолжала видеть сны, не замечая поселившегося в ее сознании чуждого существа.
Вернувшись в прошлое, девочка вспомнила, как в двухлетнем возрасте она сидела на коленях матери, играя ракушками, а порывы шквального ветра колотили в окна и дождь хлестал как из ведра, с шипением заливая очаг через каминную трубу. Таэн сосредоточенно перебирала свои ракушки; в доме двоюродных братьев она чувствовала себя неуютно. Но на кровати лежал больной дядя Эверт, и мама ухаживала за ним, пока Эмиен с отцом отправились на шлюпе в море.
Опять прогремел гром, да так сильно, что затрясся весь дом. Девочка прижалась к груди матери, стискивая в кулачках маленькие ракушки. Внезапно ей стало до того жутко, что она едва могла дышать. Таэн молча давилась, не в силах сделать вдох, ее лицо побагровело, но она старалась не плакать, потому что обещала сидеть тихо, чтобы дядя Эверт мог поспать. Но воздух вдруг стал густым, как сироп, грудь наполнилась резкой болью, у Таэн закружилась голова. Слезы беззвучно потекли по ее щекам на воротник шерстяного платья.
Почувствовав, что дочка дрожит, мать приподняла ее и заглянула ей в лицо:
— Да что с тобой такое, детка?
Но Таэн не могла объяснить, что только что увидела, как ее отец борется за жизнь, запутавшись в сети под темным килем шлюпа. Она была слишком мала, чтобы понять, что такое смерть, поэтому просто положила голову на плечо матери и заплакала.
Сатид, чувствуя ее смятение, еще глубже погрузился в воспоминания девочки.
Спустя три дня рыбаки привели домой Эмиена. Таэн услышала, как по кухне прошаркали тяжелые башмаки, потом из соседней комнаты послышались тихие голоса, и вдруг мать горестно вскрикнула. Испуганная Таэн заглянула в дверь, сжимая в руках тряпичную куклу. Она увидела Эмиена, облаченного в рыбацкую робу, рядом с ним стояли незнакомые люди. С одежды брата капала вода, и он не поднимал глаз, пока рыбаки объясняли, что произошло.
— Он дрейфовал за рифами, там мы его и нашли. Шторм слегка потрепал шлюп, но все это можно починить. Корабельный мастер все сделает, и даже задарма.
Таэн увидела, как мать вскочила с кресла.
— А Марл? Что случилось с Марлом?
Незнакомый рыбак передернул плечами.
— Ничего не могу сказать, хозяйка. Акулы от него мало что оставили. Мальчик ваш знает, но не говорит.
— Эмиен? — вдова Марла перевела заплаканные глаза на сына и хотела его обнять, но мальчик уклонился, не встречаясь с матерью взглядом.
Поняв, что произошло что-то очень плохое, Таэн стремглав выбежала из дома, полного чужих людей. Она спряталась в сарае за козьим загоном и долго лежала в пыльной темноте на ароматном сене. Несчастная и одинокая, девочка прислушивалась к звону колокольчиков и печальным крикам голубей, ожидая, что услышит голос возвращающегося домой отца, но слышала только возгласы деревенских мальчишек, которых послали ее искать. Таэн не отвечала на их отчаянные крики. Лишь после заката солнца, когда из гавани подул холодный ветер, а выцветшая вывеска гостиницы замоталась над опустевшими улицами, скрипя, как стариковское кресло-качалка, девочка вернулась домой.
Чужие люди уже ушли, но горе матери разрывало душу Таэн, заставляя видеть кошмарные сны о разбитых вдребезги надеждах; а ночью дядя Эверт начал кричать…
Заинтересованный сатид наблюдал, как девочка спряталась за ящиком с бельем, закутавшись в зимние одеяла и зажав уши… Но все равно она слышала, как дядя хлещет ремнем и как Эмиен кричит от боли. Насилие, гнев и непонимание ранили душу Таэн, она старалась плотнее зажать уши, но крики еще долго не умолкали.
Это наказание лишь заставило Эмиена замкнуться в себе.
Прошли недели. Эмиен так ничего и не рассказал о случившемся во время шторма. Одна Таэн благодаря своему дару знала, что брат не виноват в гибели отца, но она была слишком мала, чтобы кому-нибудь об этом рассказать.
Эмиен был таким же впечатлительным, как и его сестра, и происшедшее оставило в душе мальчика незаживающую рану. И Эмиен больше никогда уже не любил своего дядю.
Эверта, казалось, это совершенно не заботило. Как было принято среди рыбаков, он взял на себя заботу о семье брата. Как и ее двоюродные братья, Таэн научилась вести себя очень тихо, когда дядя возвращался из плавания, и не попадаться ему под руку, если из-за дурной погоды флот долго оставался да якоре. Эверт всегда был замкнутым и угрюмым, но после смерти Марла и вовсе превратился в неулыбчивого молчуна. Дети всячески старались ему угодить, но что бы ни делал Эмиен, все выходило не так.
Эмиен сторонился деревенских мальчишек. Благодаря своему дару Таэн все замечала и понимала брата лучше других. Только она скрашивала одиночество Эмиена до тех пор, пока на Имрилл-Канде не появился Анскиере.
Страж штормов сумел сблизиться с мальчиком. Там, где другие видели лишь строптивость, он разглядел тоску и одиночество. Волшебнику нравилась компания Эмиена, и скоро мальчик стал ходить за Стражем штормов по пятам.
Побуждаемая сатидом, Таэн вспомнила тот год, когда ей исполнилось семь. Она была еще слишком мала, чтобы сопровождать брата и волшебника в долгих прогулках, но помнила, как Анскиере призывал птиц с моря или разгонял тучи, чтобы послать на остров солнечные лучи. Мало-помалу Эмиен снова научился смеяться, хотя после смерти отца очень долго никто не видел даже его улыбки. Благодаря Анскиере мальчик как будто снова обрел почву под ногами и наконец смог рассказать о шторме и о несчастном случае, стоивших жизни отцу. Все в деревне его простили, но к Эмиену так и не вернулась прежняя уверенность.
Весной того года, когда Таэн исполнилось восемь, разразился сильный шторм. Она побежала встречать возвращавшихся с моря рыбаков, и сатид молча наблюдал, как она во весь дух несется по переулкам. Ветер рвал ее плащ, стучал полуоторванными досками рыбных лавочек и перекатывал ветки и мелкий мусор по залитым дождем булыжникам. Таэн проскочила между рамами для просушки сетей, ежась от ветра с моря. Сегодня был знаменательный день: ее брат возвращался домой после трехнедельного отсутствия!
У самого моря Таэн перешла на шаг. Шторм бушевал вовсю, терзая воду, вздымая пенные гребни. Волны накатывались на берег, сердито ударяли о пирс. Старые просмоленные сваи причала содрогались от этих ударов.
Таэн с тревогой посмотрела на горизонт. С самого утра погода становилась все хуже, в лицо девочке летели брызги, небо застилали клочья облаков; разглядеть рыбацкие суда в такое ненастье будет нелегко. Потом Таэн, прищурившись, осмотрела гавань: несколько маленьких пришвартованных лодок у причала покачивались так сильно, что можно было полюбоваться их окрашенными в зеленовато-оранжевый цвет днищами. Приготовившись к долгому ожиданию, Таэн со вздохом присела возле грузовой лебедки.
Над ее головой болтался тяжелый ящик; ветер качал его взад-вперед, веревки скрипели. Девочка промокла до костей, и этот надоедливый звук ее раздражал. Она съежилась, закутавшись в плащ поплотнее, не сводя глаз с горизонта. И наконец в полумраке появился красный треугольник первого паруса, а вслед за ним — паруса других судов. Таэн не терпелось разглядеть «Даксен», и она не замечала, что канат, на котором висел ящик, сильно протерся у ворота.
