Ощущение собственной несвободы больно ранило Элайру, и она находила какое-то злорадное утешение, предвкушая чужую беду. Ее провожатый подскакивал и припрыгивал, совершенно не думая о замызганной ливрее и грядущей нахлобучке. Естественно, резвящегося пажа видели и краснощекие младшие послушницы, хихикающие в клубах пара возле чанов с бельем, и его сверстники, отправленные сюда за дровами для кухни. Круг Старших давно навесил на Элайру ярлык дерзкой и своевольной девчонки, и потому она, не желая разочаровывать своих начальниц, позволила себе равнодушно пройти мимо одной из них. Почтенная кориатанка явилась сюда с проверкой и теперь, потрясая увесистой амбарной книгой, распекала виновных.
Не дожидаясь, пока начальница заметит пажа, Элайра схватила мальчишку за руку и втолкнула в ближайшую кладовую. Место было ей знакомо; комнатушка соединялась с винным погребом, а там имелась потайная дверь наружу. Паж облегченно засопел.
— А ты и не знал про этот путь, правда? — засмеялась Элайра.
Она сняла с волос паутину и коснулась камня, висевшего у нее на шее. Сложив ладони чашей, Элайра ждала, пока в нем пробудится и заструится магическая сила.
— Тебе здесь понравится, — сказала она мальчишке. — На полу полно тараканов.
Кристалл слегка засветился. Магических сил Элайры вполне хватало, чтобы ненадолго обездвижить десяток-другой тараканов.
— Иди убедись сам, — подзадорила она пажа. — Можешь поймать несколько штук, но только не вздумай обрывать им лапки или усы. Надзирательницу вашей спальни можешь пугать, сколько душе угодно. Но если покалечишь хотя бы одного таракашку, у тебя от моего заклинания весь зад пойдет волдырями.
Паж испустил нечто вроде боевого клича и тут же, не думая о судьбе своих штанов, полез охотиться под старую виноградную давильню. Кориатанский орден был исключительно женским. Мальчиков брали сюда либо для помощи по хозяйству, либо в услужение. Особо приглянувшимся выпадала честь стать пажами Главной колдуньи. Многое из того, что видели и слышали эти мальчишки, было совсем не предназначено для детских глаз, ушей и разума. Правда, они не приносили клятву о пожизненном служении ордену и, достигнув переходного возраста, обретали свободу.
Элайра великодушно отдала пажу свой носовой платок, куда он завернул усыпленных магией тараканов. Затем она погасила магические силы и потащила пажа дальше. Чтобы выбраться наружу, вначале необходимо было подняться по шаткой деревянной лестнице в верхнюю кладовую. Рядом с лестницей ржавело и догнивало нехитрое устройство, предназначенное для опускания тяжелых корзин с виноградом. Обосновавшись в бывшем приюте, кориатанки полностью уничтожили виноградники, а на их месте стали выращивать целебные травы.
Элайра толкнула дверь. К ее удивлению, та открылась без малейшего скрипа. Петли были густо смазаны говяжьим жиром. Наверное, какой-нибудь поваренок из мальчишек постарше выбрал это место для свиданий с девчонкой-молочницей. Элайра закрыла глаза. Ей невольно вспомнился сеновал на эрданском постоялом дворе и длинные тонкие пальцы, заботливо вытаскивающие из ее волос сухие травинки. Воспоминания до сих нор хранили нежность этих пальцев. Что двигало тогда Аритоном? Обыкновенное сострадание, присущее Фаленитам? Или она затронула его сердце? Трудно сказать. Элайра редко предавалась подобным воспоминаниям: строгий устав ордена запрещал кориатанкам не только любовные утехи, но и даже мысли о любви. Послушница встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Паж вспомнил о своих обязанностях и вновь пошел впереди, направляясь к украшенному колоннами атриуму. Когда-то служители Эта проводили здесь свои ритуальные бдения.
Пока боковые проемы не превратились в окна с толстыми стеклами, атриум был открыт всем ветрам и стихиям. Зимой мраморный пол с тонкими синеватыми прожилками прятался под снежными сугробами. Жаркими летними днями, какие не редкость в Шанде, колонны обвивал цветущий плющ. В воздухе стоял его сладковатый аромат, а мрамор пола устилали лепестки. Нынче потрескавшиеся мраморные кадки были закрыты деревянными крышками и использовались вместо столов. Часть из них служила хранилищем для особо ценных свитков с описанием заклинаний и магических ритуалов. Эти были не только закрыты, но и запечатаны невидимыми магическими печатями. Кориатанки распорядились сломать фонтаны и прудики, а их следы, как и весь пол, скрыли под толстыми лиловыми коврами. На коврах серебром были вышиты охранительные символы Кориатанского ордена.
Однако в прежних символах, вырезанных на стенах и крестовых сводах потолков, и по сей день сохранялись более могущественные силы. Здесь и сейчас можно было уловить отзвуки первозданных сил, дающих жизнь Этере, или высокие, чистые ноты звездных сфер. Служители Эта, возводившие здание, не были бессмертными, но оставленное ими тесно перекликалось с таинственным миром исчезнувших паравианцев.
Величественное прошлое не могло уберечь от неопределенности настоящего и тревог будущего. Путешествие Элайры закончилось. Вместе с пажом она вошла в покои Главной колдуньи.
В центре зала стояла невысокая бронзовая жаровня. Там уже много столетий подряд горел неугасимый ритуальный огонь. В мягких подушках кресла восседала Главная колдунья Кориатанского ордена — древняя, высохшая старуха. Казалось, что кожа на ее лице давно исчезла, обнажив фарфорово-белые кости скул. Остатки волос были заколоты бриллиантовыми шпильками. Лиловая мантия с бледно-сиреневыми вставками — свидетельство занимаемого в ордене положения — окутывала Морриэль подобно чашечке цветка. Узловатые пальцы, похожие на обломанные ветром прутики, покоились на коленях.
— Я тебя достаточно слушала, — говорила старуха. Ее голос был не громче шелеста опавших листьев. — Твои доводы меня не убедили.
Слова Морриэль были обращены к высокой стройной колдунье из Круга Старших. Услышав их, та вскинула подбородок. Из-под расшитого серебром капюшона блеснули желто-карие, как у тигрицы, глаза.
— Девчонка слаба и непригодна для подобных дел. Неужели мы рискнем поручить крайне ответственное задание той, что дважды показала нам свою ненадежность?
Морриэль рассмеялась.
— Тебе ведь очень нравится быть судьей, правда? Главная колдунья сцепила пальцы, больше похожие на птичьи когти, потом вновь раздвинула и стала водить руками по коленям, пытаясь хоть немного приглушить боль. Напрасно. Руки все так же продолжало ломить.
— Тебе давно пора заглянуть внутрь себя, Первая колдунья. У тебя затуманилось восприятие, и ты все чаще удивляешь меня легковесностью своих суждений.
«Покажу-ка я им, что уже пришла», — мигом сообразила Элайра и громко застучала башмаками по полу. Первая колдунья Лиренда встрепенулась.
— Наконец-то!
Ее аристократические щеки вспыхнули, под гофрированными складками мантии задвигались круглые плечи. Ни одна прядка черных, безупречно зачесанных волос не выбивалась из-под капюшона.
— Зная твои неистребимые привычки, я так и думала, что тебя понесет через подземелье.
— Та-ам каро-оче, — вспомнив говор своего детства, нараспев произнесла Элайра.
Не собираясь оправдываться перед Лирендой, она поспешила сделать обязательное приседание перед креслом Морриэль.
— Готовая к служению, предстаю перед вышестоящими, — произнесла она традиционные слова.
Бесцветные глаза Главной колдуньи следили за каждым движением Элайры. Старуха не произнесла ни слова. Ей и не требовались слова; она в совершенстве владела кори-атанским искусством незаметного, но беспощадного наблюдения и умела делать такие же беспощадные выводы. Элайра держалась стойко, не позволяя себе никакой дерзости. Замашки уличной девчонки, не раз выручавшие ее в других местах и при других обстоятельствах, ничто в сравнении со знаниями и опытом Морриэль. Старуха сразу же поняла, какая печаль терзает Элайру, словно горести послушницы были написаны у той на лбу. Главная колдунья понимала и другое: девчонке не терпится спросить об исходе вчерашнего ясновидения, но дурацкая гордость заставляет ее упираться и страдать.
Элайра продолжала стоять в оцепенении. Ей безумно хотелось спросить про ясновидение, но она не решалась. Ее удерживал не страх перед Морриэль, а боязнь испытать сильную боль, узнав правду. Девушка едва слышала, как Лиренда отчитывает пажа. У нее не хватало сил вмешаться и сказать, что мальчишка испачкался по ее вине. Обнаружив спрятанный платок, Лиренда взмахнула им и еще пуще разъярилась,
