— Эт милосердный! Твои тени? Как я не догадался?
— Главное, чтобы местное ворье не догадалось, — сказал Медлир. — Здесь я почти ничем не рискую. В Джелоте о Повелителе Теней только слышали, можно не опасаться, что они меня раскусят и пошлют в Итарру гонца. Но честное слово, если бы ты только сел в ту карету, я бы расшиб мэру голову. Меня до сих пор подмывает. Как твои пальцы? Болят?
— Уже не очень.
Халирон разглядывал высокие дома состоятельных горожан, освещенные бронзовым сиянием факелов. Мимо пронеслась открытая коляска. На козлах сидел щеголеватый возница. Его голову украшала шляпа с павлиньими перьями.
— Где это мы оказались? — спросил старик.
— Улица Бакалейщиков, — ответил Медлир и кашлянул: за проехавшей коляской шлейфом тянулся густой аромат дорогих благовоний.
— Уж лучше бы здесь пахло корицей, чем этими маслами, — проворчал Медлир. — А теперь свернем-ка сюда.
Они пересекли какой-то двор, где Медлир шалости ради спугнул кота, распевавшего в кустах страстные серенады. Кот с воплем бросился наутек. На втором этаже скрипнула ставня, из окна выглянула старуха и, шамкая беззубым ртом, выплеснула в темноту поток брани. Смеясь, Медлир провел учителя через увитую плющом беседку и открыл боковую калитку. За ней оказалась сточная канава с узкими берегами.
— Осторожнее. Не вляпайся в навозную кучу.
— Постараюсь. Думаешь, если я притащу с собой запахи этой канавы, жена джелотского индюка прикажет выставить меня вон?
— Наверное, сначала она выместит злость на Дакаре, приказав зажарить его живьем, а тебя заставит надеть туфли с атласными бантами, какие носят все здешние щеголи.
Медлир подал старику руку, помогая перебраться через лужу. Халирон старался не подавать виду, но чувствовалось, он устал от ходьбы.
— Теперь уже недолго. Можем еще сократить путь и пройти мимо гвардейских казарм.
Халирон упрямо расправил плечи и покачал головой.
— Я не тороплюсь. Ходьба успокаивает, а мне сейчас это не помешает.
Молча они пошли дальше. Эти места были им хорошо знакомы; за месяцы вынужденного пребывания в Джелоте Халирон и Медлир часто наведывались сюда. В сумраке проступали очертания мясных лавок. Под звездным небом громоздились опрокинутые рыбные корзины, тут же возле своей конурки сидел нищий. Халирон замедлил шаг и бросил в его миску несколько монет. На караульной башне басовито ударили колокола, отбивавшие время. Их звон поднял в воздух стаи голубей, птицы кружили над городом, цепляя на себя сажу топившихся углем печей. Из-за морской сырости в Джелоте приходилось топить даже летом.
— Трудно поверить, что когда-то на этом самом месте разворачивались паравианские мистерии, — нарушил молчание Халирон.
Подпрыгивая на камнях мостовой, проезжали повозки, украшенные золотистыми лентами. В этой части города было особенно людно. Принаряженные горожане торопились потанцевать и повеселиться у праздничных костров. Туда же направлялась и часть торговцев сластями, толкая ручные тележки. Другие, намаявшись за день и не получив ожидаемой прибыли, угрюмо брели домой.
— Здесь проходит шестая ветвь, — продолжал Халирон. — В день солнцестояния от нее звенит вся земля. Даже сейчас мои ноги улавливают биение силы. Представляешь, здесь танцевали единороги, и слабое эхо их празднеств сохраняется до сих пор.
Медлир покачал головой. Шесть лет назад он обладал такой же восприимчивостью, но сейчас, наравне с жителями Джелота, был глух к магическим пульсациям. Правда, горожане ничуть не страдали от этого, а Медлир мучился, но ничем не мог вернуть себе утраченное.
Пахло жасмином и лавандой. С их ароматом соперничал выразительный запах кучек, оставленных пробегавшими собачонками. В толпе сновал уличный оборвыш, рассчитывая что-нибудь выпросить или просто стянуть у торговцев. На него никто не обращал внимания, и мальчишка болтал сам с собой. Забившись в щель, щелкала зубами голодная крыса. А вдали, там, где город выходил к заливу, пел свою вечную песню морской прибой, ударяя в камни мола.
Улица, по которой неспешно шагали сейчас Халирон и Медлир, называлась Широкой. Совсем неподалеку от нее отходил короткий, но просторный бульварчик, окаймленный кустами ползучих роз, листьями и лепестками которых был густо покрыт тротуар. В конце бульварчика стоял особняк мэра — безвкусное нагромождение колонн и эркеров. Здание смахивало на громадный кусок торта с белой глазурью крыши и желто-оранжевыми мармеладинками освещенных окон.
— Будем надеяться, что мы пришли к концу их пиршества, — пробормотал Халирон.
К дверям вела широкая лестница с несколькими площадками. Халирон поднимался так, будто шел на плаху. Шаги его были почти бесшумными: по случаю празднества во всю длину лестницы была расстелена черная, с золотым шитьем, ковровая дорожка. На каждой площадке, точно солдаты на параде, выстроились бронзовые вазы с пышными букетами пионов.
Привратник услужливо протянул руки за лирантой. Медлир отшатнулся от него, как от прыгнувшей гадюки. Лицо лакея перекосила презрительная гримаса, он что-то забормотал, но тут из дверей появился круглолицый лысый дворецкий, едва не налетевший на Халирона. Старый менестрель был выше его на целую голову. Халирон безучастно застыл у порога.
— Эт милосердный, разве можно так опаздывать? — принялся выговаривать ему дворецкий. — Его светлость недоволен. Скорее идемте в зал. Поторапливайтесь! Какая досада: гости уже заканчивают десерт.
Медлир и Халирон молча позволили втащить себя в переполненный цветами вестибюль и довести до громадных позолоченных дверей большого зала. Лакеи чуть приоткрыли двери, пропуская своевольных гостей внутрь… Зал был не просто большим — громадным. Начиная от мозаичного пола и до пролетов сводчатого потолка, все его пространство сверкало огнями. Простор не спасал от духоты, чему способствовало изобилие восковых свечей и разряженных человеческих тел. Изысканные мясные блюда, пряные приправы, благовония и едкий пот — все перемешалось в воздухе зала, нанося удары по обонянию.
На схожую пытку были обречены и глаза. Халирон брезгливо поморщился, взирая на аляповатую позолоту гипсовых колонн, расставленных по обе стороны столов. Между колоннами, подвешенные на опять-таки золотистых лентах, раскачивались гипсовые позолоченные орхидеи. Ленты образовывали подобие аркад, однако гулом голосов эти аркады больше напоминали Дагриновы Ряды.
За столами было тесно. Сняв на время пиршества свои безвкусные маски, джелотские вельможи лениво дожевывали десерт. Насытившиеся благопристойно спорили, столь же благопристойно сплетничали или обменивались язвительными шутками. В глазах рябило от блеска золота и сияния драгоценных камней. Многим гостям стало жарко, и они сбросили часть нарядов в специально для этой цели поставленные кабинки из досок, задрапированных шелком. Обилие дорогих нарядов придавало этим сооружениям сходство со складскими помещениями какого-нибудь модного торгового заведения. На всю эту мишуру с любопытством таращились гипсовые феи и эльфы. Сообразно местным представлениям и вкусам, феи и эльфы были весьма упитанными, с пухлыми розовыми личиками и такими же розовыми ягодицами.
«Хвала Эту, они хоть не поставили здесь золоченых кентавров или единорогов!» — со злостью подумал Медлир.
Рядом с пошлым великолепием празднества, в самом Центре зала стоял грубо сколоченный помост со столбом. К столбу за руки и за ноги был прикован несчастный Дакар. Судя по изодранным штанам и перепачканной рубахе, между Безумным Пророком и стражниками происходила потасовка. Оранжевый камзол, так раздражавший Халирона, бесследно исчез.
— Приятно видеть тебя без этого дурацкого камзола, — сказал старик, обращаясь к Дакару. — Оказывается, даже среди стражников попадаются люди с врожденным чувством вкуса. Но вот цепи… — Сдержанный сарказм Халирона сменился выплеском ярости. — Цепи — это оскорбление, которому нет и не может быть прощения!
Первый менестрель Этеры даже не взглянул на роскошный стул, ожидавший его напротив подиума, где сидели мэр и его самые знатные гости.
