Я держал кинжал, ожидая, когда Блейс устанет опять, и использовал его для человека, с которым он дрался.
Но в эту минуту солдат кинулся вперед, и кинжал ударил его рукоятью, а не клинком. Тем не менее, он попал ему в голову; Блейс толкнул солдата в плечо, и тот упал. Следующий солдат бросился в бой и, хотя он напоролся на клинок, но толкнул Блейса в плечо, и они вместе перевалились через край.
Повинуясь рефлексу, я не соображал, что делаю, но тем не менее прекрасно понимал, что решение, принятое в доли секунды, оправдается потом, — моя левая рука рванулась к поясу, выхватила колоду Козырей и швырнула ее Блейсу, когда тот на секунду как бы завис над пропастью — так быстро сработали мои мускулы и нервы, — и я заорал:
— Лови их, идиот!
И он поймал.
У меня не было времени смотреть, что произошло дальше, пришлось отражать атаки и нападать.
И тогда начался последний этап нашего восхождения на Колвир.
Просто скажу, что я сделал это и судорожно пытался отдышаться, пока мои войска переваливали через гребень, чтобы поддержать меня на площадке.
Мы собрались с силами и двинули вперед.
Около часа потребовалось нам на то, чтобы дойти до Великой Арки.
Мы прошли ее. Мы вошли в Янтарь.
Где бы сейчас ни был Эрик, я уверен, он никогда не предполагал, что нам удастся зайти так далеко.
И я задумался о том, где сейчас был Блейс. Хватило ли времени на то, чтобы выхватить карту и воспользоваться ею прежде чем он достиг дна пропасти? Думаю, что никогда этого не узнаю.
Мы недооценили противника, недооценили его по всем статьям. Сейчас его войско намного превосходило наше, и нам не оставалось ничего другого, как только биться до последнего так долго, как только мы могли. Почему я свалял дурака и бросил Блейсу свои Козыри? Я знал, что у него не было своих, и, возможно, поступок этот был эхом тех лет на Тени Земля… Но ведь я мог использовать Козыри, чтобы скрыться, если меня разобьют в труху.
Меня разбили в труху.
Мы дрались до самых сумерек, и к этому времени от нас осталась всего горстка воинов.
Нас окружили на тысячном ярде внутри самого Янтаря и все же достаточно далеко от дворца. Мы дрались, защищаясь, и погибали один за другим. Мы потерпели поражение.
Лльюилл или Дейрдре предоставили бы мне убежище. Зачем я сделал это?
Я убил еще одного солдата и выбросил вопрос из головы.
Солнце опускалось, тьма заполнила небо. Нас оставалось всего лишь несколько сотен, и мы не стали ближе ко дворцу.
Затем я увидел Эрика и услышал, как он громко выкрикивает приказы. Если б я мог добраться до него.
Но я не мог.
Может быть, я и сдался бы ему в плен, чтобы пощадить жизнь оставшимся моим солдатам, которые сослужили мне хорошую службу.
Но сдаваться было некому и никто не требовал от меня сдачи. Эрик не услышал бы меня, даже если б я кричал во все горло. Он усердствовал, командуя.
Так что мы продолжали биться, и у меня оставалась сотня воинов.
Скажу короче.
Они убили всех, кроме меня.
На меня же набросили сети и сбили стрелами без наконечников.
В конце концов я упал, был оглушен дубинками и связан, как свинья, а потом все кончилось, кроме ночного кошмара, который привязался ко мне потом и не отпускал. Впрочем, неважно, что мучило меня по ночам.
Мы проиграли.
Очнулся я в темнице, глубоко под Янтарем, сожалея, что зашел так далеко.
То, что я оставался в живых, означало, что Эрик строит планы в отношении меня. Перед моими глазами возникли видения дыбы и цепей, огня и щипцов. Я предвидел свою деградацию, пока лежал на сырой соломе.
Как долго я оставался без сознания? Не знаю.
Я обыскал свою маленькую камеру, надеясь найти хоть что-то, чем можно убить себя. Я не нашел ничего, что могло бы послужить этой цели.
Раны мои горели как солнечный ожог, и я очень устал.
Я улегся поудобнее и снова уснул.
Я проснулся, но ко мне так никто и не пришел. Мне некого было подкупить, и никто меня не пытал.
И никто не принес мне поесть.
Я лежал, завернувшись в плащ и вспоминая все, что произошло с тех пор, как я проснулся в Гринвуде и отказался от укола. Лучше бы я не отказывался.
Я познал отчаяние.
Скоро Эрик будет коронован в Янтаре. А может, это уже произошло.
Но сон был так привлекателен, а я так устал.
Впервые за долгое время я получил возможность отдохнуть и позабыть о своих ранах.
Камера была темна, сыра и вонюча.
VIII
Сколько раз я просыпался и вновь засыпал — не помню. Дважды я находил воду, хлеб и мясо на подносе у двери. Оба раза я съедал все без остатка. Камера моя была непроглядно темна и очень холодна. Я ждал, и я дождался.
За мной пришли.
Дверь распахнулась и возник слабый свет. Я зажмурился, и в этот момент меня позвали.
Коридор был набит вооруженными солдатами — чтобы я не выкинул какого-нибудь фокуса.
Я потер рукой щетину на подбородке и пошел туда, куда меня повели.
Шли мы долго и, войдя в зал со спиральной лестницей, начали подниматься. Пока мы шли, я не задал ни одного вопроса, и никто ничего не пытался мне объяснять.
Когда поднялись наверх, меня повели по дворцу. Меня привели в теплую чистую комнату и велели раздеться, что я и сделал. Потом я влез в ванную с горячей водой, от которой шел приятный пар, и подошедший слуга соскреб мою грязь, побрил меня и подстриг.
Когда я вытерся насухо, мне дали чистые одежды — черные и серебряные.
Я оделся, и на мои плечи накинули плащ с серебряной застежкой в форме розы.
— Теперь вы готовы, — сказал мне сержант охраны. — Пройдите сюда.
Я пошел за ним, а охрана пошла за мной.
Меня провели в самый дальний угол дворца, где кузнец надел мне наручники и сковал цепями ноги. Цепи были толстыми, чтобы у меня не хватило сил их порвать. Я знал: если бы я начал сопротивляться, меня избили б до бесчувствия, а результат был бы тот же. У меня не было желания быть избитым, и я не сопротивлялся.
Затем несколько стражников приподняли цепи и провели меня обратно к центру дворца. Я не глядел по сторонам на то великолепие, которое окружало меня. Я был пленником. Возможно, скоро я буду либо мертв, либо безумен. И я ничего не мог с этим поделать. Быстрый взгляд в окно сказал мне, что на Колвире ранний вечер, но я не испытывал ностальгии, когда меня вели по залам, где мы играли в детстве.
По длинному коридору меня провели в столовую дворца.
