– Более или менее, да.
– А Ван Кемпелен здесь?
– Да, здесь. Вы все еще продолжаете выполнять задание. Не хотите ли стаканчик шерри?
– В том случае, если мы продолжим беседу.
– Конечно. Что еще вы хотите узнать?
Он нашел небольшой бокал и наполнил его до половины.
– Вы говорите, что заплатите Энни. Нов то же время вы заставляете ее делать то, что она не хочет.
– Это для ее блага. Я могу вам доказать.
Я сделал глоток.
– Ну тогда докажите.
– Я оговорил ее долю с огромной выгодой, такой огромной, что…
– Понятно. А Эдгар По?
Он встал. Прочертив сигарой линию в воздухе, он прошел сквозь дым.
– Что Эдгар По? – спросил он. – Если он стал вашим другом и другом Энни, я сожалею. Искренне. Но эта уникальная привязанность между вами тремя не может длиться вечно.
– Или не будет длиться вечно?
– Не может, – Элисон кивнул, словно я с самого начала соглашался с ним. – Потому что По больше не существует. Его нет в этом мире, в нашем мире, мире практических дел. Он должен идти своим путем, как мы идем своим. Он выбрал путь мечтателя. Ни я, ни вы не выбирали за него.
– Ваш выбор в разделении.
– Ничего подобного, мой мальчик. Ничего подобного. Мечты и мир практицизма не могут долго сосуществовать.
Я сделал последний глоток шерри и отставил бокал в сторону.
– Я хочу ее увидеть.
– Конечно, – сказал он.
Он прошел через комнату и сделал мне знак. Я последовал за ним.
Он открыл дверь и мы прошли в другую комнату большего размера также с множеством книг и картин. Он пошел дальше, а я остановился около картины в нише слева от меня. Это был портрет женщины с вьющимися волосами и большими темно-серыми глазами. На ней была старомодная шляпка и платье в стиле ампир с открытой шеей и плечами, украшенное цветами. Я остановился и не мог отвести взгляда от этих загадочных глаз, темной массы волос.
– Пойдемте, – позвал Элисон, останавливаясь в проеме двери.
– Сибрайт Элисон очень похоже на сценический псевдоним, – сказал я. – Вы когда-нибудь играли на сцене?
Он прищурил глаза.
– Возможно. А почему вас это интересует?
В ответ я тоже пристально посмотрел на него. Картина была увеличенной копией той, что была у меня в миниатюре – единственный портрет моей матери Элизабет. Сомневаюсь, знал ли он о его существовании.
– Мне как-будто знакома эта леди, – сказал я.
Он пожал плечами.
– Портрет достался мне как часть собственности, которую я приобрел. Очень хорошо смотрится на этой части стены.
У меня закружилась голова. С тех пор как я познакомился с этим человеком, ничто не производило на меня такого сильного впечатления, как это.
– О, – сказал я и повернулся, чтобы идти.
Он миновал дверной проем и прошел в следующую комнату с высоким потолком, заполненную книгами, оружием и картинами. Я быстро вернулся назад и провел пальцем по пыльной бронзовой пластине, на которой была подпись к картине.
– Элизабет Арнольд, – прочел я и поспешил за Элисоном.
Это было имя моей матери, хотя это подтверждение моей догадки было уже излишним. Неужели он тот человек, который бросил ее… Но это был другой мир, а не тот, которому я принадлежал. Ceteris Panibus, он был отец По, а не мой. Но на этой Земле было все не так, как на моей. А это означало, что мне никогда не удастся точно узнать, жертвовал ли он своим сыном в этом деле осознанно и преднамеренно. И был ли мой отец там, дома, похож на этого человека.
– Здесь очень мило, – сказал я, догнав его. После этих двух комнат дверей уже не было, теперь мы проходили через сводчатые проемы в готическом стиле, задрапированные красной или голубой материей. Я начал догадываться, что эта галерея проходила вдоль большей части здания.
– Вы не помните своих родственников, не так ли? – сказал он спустя какое-то время.
– Наверное, нет. Я был так мал.
