Он вздохнул. Потом стал смотреть себе под ноги. Прошла, наверное, минута. Или он действительно когда-то был актером, или в нем происходила огромная внутренняя борьба.
– Хорошо, – наконец сказал он, запустив руку под халат и доставая оттуда серебряную фляжку. Он открутил крышку, снял ее и помахал у меня перед носом. Я почувствовал запах виски.
Он наполнил крышку, которая была размером с короткий стакан, и опрокинув, выпил залпом. Потом он вновь наполнил ее и протянул мне. Я взял ее и проделал тоже самое.
– Мне эта идея пришла в голову случайно, – сказал он, – во время странного шторма. Я понял, что можно было осуществить. Мне потребовалось много времени, чтобы разработать механизм этого сотрудничества. Вот так я познакомился с Грисуолдом и Темплтоном. Мы работали вместе, отыскивая способы. Но в последнее время их одолела жадность. – Он снова предложил мне выпить. Я отказался. Он выпил сам, закрыл фляжку и отложил ее в сторону. – Так вот, я не буду испытывать угрызений совести, если нарушу часть соглашения с ними. Если леди действительно так много для вас значит, она ваша.
Я уселся на верхнюю ступеньку и потер лоб.
– Родство еще больше упрощает дело, – сказал он наконец.
– Черт вас возьми, сэр, – сказал я.
– Я не прошу сыновней почтительности, а рассчитываю на простое сотрудничество, – сказал он. – Мы обойдем этих злодеев и будем в выигрыше. Я получу свое золото, вы получите Энни, а они будут достаточно богаты, чтобы не слишком громко жаловаться. Это будет лучше, чем смерть.
– Ваши войска выглядят вполне равными мне одному.
– У меня есть резервы, о которых они не знают, – сказал он. – Они явятся по первому указанию, и перевес будет на нашей стороне, кровопролития не будет. Обе стороны, огрызаясь, отступят и займутся своими делами.
– А Ван Кемпелен?
– Он останется в живых.
– Почему?
Я вспомнил пожилого пучеглазого человека, который угощал нас чаем в Париже и выразил уверенность в нашем благополучии, когда мы выбрались, чтобы бежать по крышам. Да, он корыстен, но он не убийца, не сумасшедший, не хищник. Но разве мог я сказать об этом. Даже если бы и сказал, это ничего бы не значило.
– Потому что я так хочу, – ответил я.
Он сделал движение, как будто вновь потянулся за фляжкой, подумал и опустил руку.
– Это значит, что мне до конца жизни пришлось бы следить, чтобы он снова не выкинул номер с золотом.
Я почувствовал, как левый краешек верхней губы дернулся вверх.
– Думаю, вы можете себе это позволить? – спросил я.
– Черт вас возьми, сэр, – процитировал он. – Если это вас устроит, то так и будет. А теперь пожмем друг другу руки?
– Нет.
Он уронил сигару на пол и наступил на нее.
– Но что ж, хорошо, – заметил он. – Наши действия должны быть скоординированы. Мы наметим план действий, согласуем распоряжения. Входы и выходы будут наши…
Мы вошли в глубокий подвал, освещенный факелами и свечами, в тот же день, но позднее. Все здесь немного напоминало устройство рабочего стола Ван Кемпелена в его парижской квартире, только масштабы были гораздо значительнее. Работало несколько духовых шкафов. Здесь были кувшины, бутылочки, перегонные кубы и реторты, но большую часть емкостей составляли большие баки, расставленные на полу, непонятно в каком порядке. Огромное количество темного металла лежало на брезенте посередине комнаты. Энни в простом сером платье стояла рядом с баком, держа пару проводов, которые тянулись от него. Она посмотрела в нашу сторону, когда мы вошли, отпустила провода и подошла ко мне. Я обнял ее.
– Я знала, что ты придешь, – сказала она, – сегодня.
Ван Кемпелен посмотрел в нашу сторону.
– Я знаю вас, – сказал он. – Вы были с маленьким человеком и обезьяной.
Я кивнул.
– Я снова пришел, – потом обратился к Энни: – Пойдем, Энни. Давай выберемся отсюда.
Она посмотрела в сторону Ван Кемпелена.
– Можете идти. Закончите подзарядку позднее, – сказал он.
Я вывел ее оттуда, а потом – вверх по лестницам, через залы и галерею, наружу, в сад, оставив их там, внизу.
Много позднее, когда мы лежали среди великолепия и солнечного света, рассматривая золотые деревья, я заметил: – Так процесс включает в себя месмеризм?
Она кивнула, потом зевнула.
– Это секретная составная часть таких трансмутаций большого масштаба, – объяснила она, – специальный вид месмеризма.
