неизвестно. Мы, конечно, можем попросить участников восстановить по памяти характер сделок, заключенных на момент… этого, но, как я понял, они ничего не помнят. И даже если бы они помнили, кому можно было бы доверять? Покупателю? Или продавцу? Компьютер тоже ничем не может нам помочь. Я спрашиваю вас, что мы имеем на данный момент?
– Большую передрягу, – заметил Уоррен Ли, глава биржи.
– Именно так, – согласился Фредерикс. – И у меня нет иного выхода, кроме как объявить, что это ВАША передряга, господа. В конце концов, ответственность за обеспечение надлежащей обстановки на торгах возложена на вас, не говоря уж о том, что вы отвечаете за здоровье участников торгов, пользующихся «безопасной», согласно вашим уверениям, оптической связью. Когда убытки будут подсчитаны, я ожидаю, что ущерб, нанесенный вами, окажется больше, чем стоимость всех ваших льгот вместе со страховыми полисами от провинции, если у вас такие найдутся.
Биржевики уныло повесили головы, исподтишка поглядывая друг на друга.
В углу Этан Вонг отчаянно боролся с собой. Ответ на поставленный вопрос был готов сорваться с его уст. Безусловно, его выступление на совете во главе с самим провинциальным аудитором может дорого обойтись. Его могут выгнать с работы, а Уоррен не преминет позаботиться об этом, если Этан посмеет встревать в такое напряженное время.
Но затем глубокое спокойствие снизошло на Этана Вонга. Он неожиданно осознал, что если то, о чем говорят присутствующие на совете, – правда, то он уже потерял свое место. Вполне возможно, что завтра он уже будет трудиться над микросхемами искусственного эксперта в бакалейной лавке двоюродного брата Хонтина Вонга. Теперь уже ничто не могло бы усугубить его положение.
– Простите, сэр, – Этан возвысил голос.
Уоррен Ли полуобернулся. Глаза председателя биржи метали громы и молнии в адрес того, кто посмел высказываться в такую тяжелую минуту.
– Да, мистер… Вонг, не так ли? – осведомился провинциальный аудитор.
– Полагаю, что у вас есть возможность избежать этих неприятных моментов, сэр.
– Если это так, прошу вас открыть мне глаза.
– Как вы уже сказали, мы, безусловно, не можем собрать Шалтая-Болтая заново. Нам никогда не удастся воссоздать со всей точностью сделки, совершавшиеся на момент энергетического импульса.
– Замолчи, болтливый дурак, – прошипел на кантонском диалекте[1] председатель биржи.
– Однако в вашей власти прервать операцию по любой причине, которая покажется вам достаточно веской для этого, не так ли?
– Это весьма незначительная часть моей работы, – заметил Фредерикс. – Но то, что вы сказали, и в самом деле так.
– Тогда не будет ли честно аннулировать все торги дня? Ни пострадавших, ни выигравших за чей-либо счет. Все вернется на позиции полуночи вчерашнего дня, а вы можете объявить, что двадцать первого марта как дня торгов не существовало.
Аудитор задумался на минуту.
– Что ж, прекрасная идея, молодой человек. – Улыбка пробежала по его хмурому лицу. – Я обеими руками за, но речь идет о международном рынке, в котором участвовали представители всех мировых бирж, а также Биржи лунной колонии. Уверен, что не все участники торгов пойдут на это.
– Но ведь вы же можете связаться с должностными лицами на этих рынках и достичь консенсуса? Я имею в виду, что, по имеющейся в нашем распоряжении информации, подобные происшествия зафиксированы и в других частях планеты. Каждая биржа в той или иной степени пострадала, и если вы предложите нечто разумное, подобно возвращению на позицию полуночи…
– Вы предлагаете мне стать героем дня, мистер Вонг?
– Только если вы этого захотите, сэр.
– Посмотрим. Я свяжусь с моими коллегами в Департаменте финансов, как только статика исчезнет. И узнаю, согласятся ли они.
Уоррен продолжал тяжело смотреть на Этана, однако гнев в его взоре уступил место чему-то неопределенному. Возможно, председатель начал осознавать, что простой компьютерный программист может спасти миллиарды долларов убытка. Другие руководители подняли головы с выражением надежды.
– Конечно, – продолжал Фредерикс, – остается ответственность за тех несчастных, чьи мозги пострадали в результате вашей преступной халатности. Нам придется оценить, во сколько обойдется их курс лечения.
Все снова повесили головы, глядя друг на друга со смешанным выражением стыда и вины. Этан Вонг предположил, что такой исход дела их устраивает, и оказался прав.
Взяв вину на себя, эти люди сохранят репутацию биржи. Каждый из них находился во власти силы, большей, чем личное тщеславие. Год за годом они доказывали свою преданность вещи более сильной, чем любовь к стране, или стремление к социальной справедливости, или уважение старших и почитание правителей мира сего. Это единственная вещь в мире, которая не блекнет от времени, над которой бессильна смерть и не властны титулованные особы, которая не может износиться от бесконечного использования.
Власть денег.
Глава 12
Слепой полет
На подходе к международному аэропорту Эзеиза,
21 марта 2081 г., 14.53 местного времени
Радиолокационный высотомер выдавал голосовую информацию капитану Эдуардо Томпсону, пока тот вводил свой реактивный лайнер, направлявшийся из лондонского аэропорта Хитроу, в воздушное пространство к востоку от Буэнос-Айреса. Капитана нисколько не волновало, что высотомер был единственным устройством на борту, которое самостоятельно определяло местонахождение самолета. Все остальные лишь пассивно получали информацию. Насколько он помнил, в воздухе всегда все обстояло именно так.
Масштабная карта Рио-де-ла-Платы отображалась перед Томпсоном на экране при помощи связанных с компьютeром навигационных приборов и панели управления. Слева расстилалась ярко-зеленая аргентинская пампа, на фоне которой выделялись серые постройки столицы и окрестностей. Справа, окрашенные желтым, виднелись равнины Уругвая, а прямо перед ним, по курсу 300 градусов, прихотливо изгибалась широкая дельта реки Параны, протянувшаяся на добрых сто пятьдесят километров между Буэнос-Айресом и аэропортом.
На экранах в мельчайших деталях был показан план подхода к Эзеизе, сориентированный на «Сан- Мартин». Согласно Универсальной глобальной системе ориентирования, он был принят компьютером за отправную точку при расчете координат. УГСО представляла собой активную сигнальную систему. Действуя в ее рамках, компьютер считывал информацию с трех как минимум спутников на орбите, высчитывал в соответствии с ней местонахождение самолета над поверхностью Земли и вместе с показаниями радиовысотомера, собственными оценками текущего курса и надземной скорости передавал необходимые визуальные сигналы из справочной базы данных на экраны Томпсону. Векторы подхода к ВПП[2] были также сориентированы на них.
Много лет назад основные аэропорты, подобно Эзеизе, использовали радиовещательные приборы для передачи сигналов на борт лайнеров типа «Сан-Мартин» при выполнении посадки. Самолет и сам мог получать большую часть полетной информации, например, скорость, высоту, курс по компасу и тому подобное. Однако, когда дело доходило до посадки, все важные маневры выполнялись по указанию с земли. Затем это вошло в обязанность диспетчеров по вышке осуществлять безопасную посадку самолета, сообразуясь не только с активностью в воздухе, но и с местонахождением, курсом и скоростью полета.
