столе радиста.
— Шляпа! — заключил Новиков, вставая с кровати. — Вам нечего было терять, когда этот рыжий социалист приглашал вас в свою каюту.
— Приглашал? Ах да!
— Вы могли снова войти туда и взять свой драгоценный блокнот. Даже отнять и затем уничтожить или отдать мне. Так говорите, там шифр? Час от часу не легче! И вы меня не посвятили, что у вас имеется шифр?
— Не хотел подвергать риску.
— Не хотел! Ну и в историю мы попали. И как он у вас очутился? Я думал, вы поддерживали связь открытым текстом.
— Да, открытым. Шифр у меня был записан на всякий случай и как память. Война скоро кончится. Для посторонних это просто таблица цифр — не больше, но там мои записи, фотографии. Вот что меня тревожит, а шифр они не разгадают и ничто не заставит меня его раскрыть.
— Этого и не потребуется теперь. Радист сделает ото и без вашей помощи.
— Вы шутите?
— Нисколько. Этот комический с виду субъект — человек огромных способностей. Он давно пытается найти ключ к вашему шифру, просто из спортивного интереса, а тут такая находка! И говорите, в столе шифровки с рейдера?
— Да, да! Идите! Может, вы возьмете его.
— Сомневаюсь, но попробую.
— Не останавливайтесь ни перед чем!
— Легко сказать…
Все это время Грызлов стоял у дверей каюты, с интересом прислушиваясь к «горготанию» начальства, и ждал дальнейших распоряжений.
Новиков приказал:
— Не выпускай его до моего прихода!
Унтер-офицер Грызлов и барон фон Гиллер остались вдвоем. Грызлов стоял, заслонив своей кряжистой фигурой весь дверной проем. Барон то садился на диван, то вскакивал. Наконец, взяв себя в руки, он остановился против унтер-офицера и вперил в него свой ненавидящий взгляд, чтобы навсегда запомнить это скуластое, насмешливое лицо. Барон Фридрих фон Гиллер никому не прощал неуважительного к себе отношения, тем более оскорблений, да еще от нижнего чина.
Через несколько минут Новиков вернулся и, мотнув головой, отпустил унтер-офицера. Прежде чем уйти, Грызлов подмигнул и, скорчив гримасу, развел руками:
— Совсем того наш помощничек.
— Не тебе судить. Марш!
— Ключ! — прошептал барон фон Гиллер.
Забрав у Грызлова ключ от радиорубки, Новиков сказал, пряча его в карман:
— Заходил я к Лебедю. Вашей книжки уже нет на столе, и кондуктор держится настороженно.
— Вы даже не попытались дознаться, где она, и отнять?
— Там находились матросы, да если бы их и не было, то я никогда не пошел бы на такое сомнительное предприятие.
— Надо идти на все!
— Вот и идите. Я не могу бессмысленно рисковать головой. Не надо было уши развешивать.
— Майн гот! Не говорите со мной так. У нас общее страшное несчастье! Надо что-то предпринимать, не то будет поздно!
— Без паники, барон. Постарайтесь найти объяснение, каким образом ваша книжка попала в радиокаюту. Возможно, вы ее потеряли или ее похитили?
— Вы думаете, поверят?
— Конечно нет. Но у вас должна быть оправдательная версия или как там это называется на языке высшей дипломатии? Короче говоря, врите поскладней. Ну что вам они могут сделать?
— Шифр! — со стоном в голосе сказал барон фон Гиллер.
— Только шифр меня и беспокоит, остальное — пустяки. Найдите версию поубедительнее, для чего вы списали его себе! Ясно, что у вас не было заранее предусмотренной цели пробраться на русский флот, тем более таким рискованным способом. Надо надеяться, что обойдется, как принято говорить у нас. — «Обойдется» он сказал по-русски. — И надо принять контрмеры. И прежде всего — выпить, не хотите?
— Нет!
К барону медленно возвращалась надежда, что все действительно обойдется, а вместе с надеждой и прежняя самоуверенность. Он сказал, брезгливо следя, как его сообщник палил и выпил стопку водки:
— Надо немедленно действовать, принимать контрмеры, как вы справедливо только что сказали.
— Бр-р! Хороша! Продолжайте, барон.
— Следует обезвредить радиста. В противном случае я не смогу держать связь с крейсером. Мне надо час ила два, чтобы найти место размыкания в цепи. Иначе…
Новиков повалился на койку и сказал, потягиваясь:
— Проклятый социалист. Что-то у меня стало шуметь в голове от одной рюмки.
— К сожалению, вы пьете не по одной.
— Отставить! Вы что, предлагаете списать его за борт? Это можно. Хотя…
— Лучше всего…
— Можно, да сложновато. На палубе всегда матросы, а в иллюминатор его не просунешь. Надо сработать чисто.
— Тогда следует вывести его из строя хотя бы на сутки.
— Из строя? Пожалуй, можно. Недавно матроса из моего расчета снесли в лазарет, блоком задело.
— Меня не интересуют другие матросы!..
— Оставьте этот заносчивый тон, барон, а не то пошлю ко всем чертям и вас, и ваш рейдер. Ведь, если хотите знать, я сейчас занимаюсь этими гадостями из одного самолюбия. И вообще, вы действуете мне на нервную систему, о чем я не раз уже говорил вам. В вас так и сквозит собственное превосходство, а в чем оно — вы и сами не знаете. Просто в излишнем тевтонском самомнении.
Барон фон Гиллер скрипнул зубами:
— Извините…
— Вот это другое дело.
— Я так взволнован и огорчен, мы можем упустить неповторимый случай, и тогда этот прекрасный корабль попадет к большевикам.
— Я уже не знаю, что лучше.
— Но, но, не будем ссориться. Дайте вашу честную руку и будем верными до конца нашим принципам и законам дружбы.
— Ну понесли шелуху. Хорошо. Я поговорю с нужными, людьми, а вы пока не шляйтесь по кораблю и не заглядывайте ни на мостик, ни в штурманскую.
— Причина, герр Новиков?
— «Утерянная» книжка и шифр!
— Я верю в свою звезду. Не тревожьтесь за меня.
Новиков с удивлением окинул ого взглядом:
— Редкий вы тин. Все же советую сидеть со своей счастливой звездой и никуда носа но высовывать. Ишь как положило на борт из-за этого рыжего пентюха.
— Пентюха? — не понял барон фон Гиллер. — Что это за термин? Так называется его должность по- русски?
— Сами вы пентюх. А еще высшая раса. Сидите и не рыпайтесь — это тоже по-русски. Счастливо оставаться.
Развалясь на диване, капитан-цурзее стал неприязненно думать о Новикове. Артиллерийского офицера явно начинали мучить сомнения. Он мог в любой момент совершить непоправимый поступок, и все
