вчера.
Юрий был не просто любознательным, но и упрямым на этом новом месте. Преподаватель Николай Иванович Москвин, уже пожилой человек, безжалостен, придирчив до крайности, заставляет не только знать, но и уважать свой предмет. Виктор Сидорович Порохня, однокурсник Юрия Гагарина, вспоминал, как тяжело на первых порах давалась ему учеба. Юрий помог другу, занимаясь с ним иногда далеко за полночь. В характере Гагарина было с первых школьных лет — тянуть за собой, выручать.
Но здесь выявляется и другое — он любимец преподавателей. Педантичный, скупой на похвалу Николай Иванович вдруг обращается с докладной, а вернее, с просьбой к директору техникума.
«Учащийся группы Л-21 Гагарин в течение 1951/52– 1952/53 учебных годов состоял председателем физико-технического кружка, за эти два года сделал три доклада и со знанием дела организовывал самые занятия кружка — ставил на место эпидиаскоп, сделал электропроводку к проекционному фонарю, обучал членов кружка правилам пользования проекционным фонарем и эпидиаскопом.
За указанную работу прошу вынести от лица дирекции ему благодарность с занесением в его личное дело».
И это «сухарь», «придирка» Москвин? Кто из студентов вспомнит, чтобы преподаватель хлопотал о благодарности?
Николай Иванович поручает Юрию сделать доклад о К. Э. Циолковском, его учении о ракетных двигателях и межпланетных путешествиях.
Юрий прочитывает все книги о великом ученом, которые нашлись в библиотеке. Их не очень-то много. Но воображение занимают звезды, неудержимо нарастают вопросы, далеко ли они и как их достичь? Циолковский… Почти земляк, родился рядом, на Рязанщине, знаний набирался самоучкой. И все время в нужде: «Питался одним черным хлебом, не имел даже картошки и чаю. Зато покупал книги, трубки, реторты, ртуть, серную кислоту и прочее для различнейших опытов и самодельных аппаратов».
«Бесчисленные планеты — Земли есть острова беспредельного эфирного океана, — читал Юра в статье Циолковского «Исследования мировых пространств реактивными приборами». — Человек занимает один из них. Но почему он не может пользоваться и другими, а также и могуществом бесчисленных солнц!.. Звездоплавание нельзя и сравнить с летанием в воздухе. Последнее — игрушка в сравнении с первым.
Несомненно, достигнут успеха, но вопрос о времени его достижения для меня совершенно закрыт… Под ракетным поездом я подразумеваю соединение нескольких одинаковых реактивных приборов, двигающихся сначала по дороге, потом в воздухе, потом в пустоте вне атмосферы, наконец, где-нибудь между планетами и солнцами… Отчего ракета взлетает вверх? Ошибочно думать, что ракета летит, подобно пуле, или что она отталкивается от воздуха вытекающими из нее газами».
Нет, не укладывалось в голове, что это научно разработанная и глубоко продуманная техническая идея. К. Э. Циолковский указывает на единственный реальный путь осуществления межпланетных путешествии. Принцип, на который опирается его проект, — давно известный, но почти еще не использованный техниками принцип реакции, отдачи, проявляющийся, например, при стрельбе. Газы, образующиеся при сгорании пороха в трубке ракеты, стремительно вытекают вниз, а сама ракета силою отдачи отбрасывается в обратном направлении. Вот он, небесный снаряд Циолковского.
Повесть К. Э. Циолковского «Вне Земли» Юрий прочитал за одну ночь, подошел к окну, синеющему рассветом, и долго всматривался в угасающие звезды. Как образно Циолковский представлял величину человека по отношению к его планете. Если ее и все на ней находящееся уменьшить в десять тысяч раз, тогда на шаре диаметром в один километр с небольшим мы увидим пигмея ростом в одну пятую миллиметра. Он потонул бы в море глубиной с песчинку. Атмосфера имела бы высоту двадцать метров, а высочайшие горы — только восемьдесят пять сантиметров. Что уже говорить о глубине океанов!
Незадолго до смерти К. Э. Циолковский обратился в ЦК ВКП(б) с письмом-завещанием: «Всю свою жизнь я мечтал своими трудами хоть немного продвинуть человечество вперед. До революции моя мечта не могла осуществиться.
Лишь Октябрь принес признание трудам самоучки; лишь Советская власть и партия большевиков оказали мне действенную помощь, Я почувствовал любовь народных масс, и это давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным. Однако сейчас болезнь не дает мне закончить начатого дела.
Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и Советской власти — подлинным руководителям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно закончат эти труды».
Он скончался 19 сентября 1935 года.
Циолковский перевернул мне всю душу, — вспоминал об этом времени Гагарин. — Это было посильнее Жюля Верна, и Герберта Уэллса, и других научных фантастов. Все сказанное ученым подтверждалось наукой и его собственными опытами… И, может быть, именно с этого дня у меня появилась неудержимая тяга в небо, в стратосферу, в космос. Чувство это было неясное, неосознанное, но оно уже жило во мне, тревожило, не давало покоя».
Юрий — правая рука Николая Ивановича Москвина. Но и любимцу он не дает поблажек. Причину своей требовательности преподаватель объясняет просто: «Техник не может не знать физики, земной шар и тот вращается по законам физики».
Юрий первый помощник классного руководителя Анны Павловны Акуловой, которая преподавала математику. Однокурсники вспоминают о любопытном эпизоде. На спектакль «Девушка с кувшином» они пригласили как-то и Анну Павловну. Пьеса понравилась, расходились довольные, веселые, в общежитии допоздна обменивались впечатлениями, уверенные, что завтра по математике Анна Павловна вряд ли будет их спрашивать. Но утром именно театралов, бывших в культпоходе, вызывала к доске первыми. Жалкое это было зрелище. Саша Осадчий, Женя Стешин, Коля Тезиков и Витя Порохня стояли смущенные. Наконец Анна Павловна называет Гагарина. Он спокойно берет мелок и с полным знанием уверенно выводит формулу логарифмов корня и степени. Анна Павловна в удивлении: когда он успел подготовиться? А ребята потом долго гадали, как же так получилось — Юра их вроде бы всех выставил в неприглядном свете, пока не поняли, что он выручил их, не захотел, чтобы культпоход был воспринят как панибратство. Это тоже было в его характере: не льстить, не заискивать, не пользоваться доверием в личных целях. Но как знать, быть может, его блестящий ответ у доски был и своего рода укором учительнице, которая прекрасно знала, что заданный накануне урок ребята вряд ли сумеют выучить.
Своим верным подручным называет Юрия и мастер производственного обучения литейщиков Анатолий Иванович Ракчеев.
Ему запомнился такой случай. В литейном цехе почему-то не давалась формовка по шаблону. Применяют ее чаще всего в единичном производстве, так как изготовление шаблонов проще и дешевле, чем замысловатых моделей. Все делали вроде бы правильно. В почве выкапывали яму, на дне устанавливали башмак или подпятник, в него вставляли шпиндель и надевали опорное кольцо и рукав с шаблоном. Правильность установки подпятника проверяли по уровню. В общем никаких, казалось бы, нарушений технологии, а формовка маховика для пресса не получается. У ребят кончилось терпение, все разошлись, и только Юрий не бросил мастера. Работали до глубокой ночи, пока не сделали все как надо.
Анатолий Иванович Ракчеев прав: «Память может подвести человека, особенно если говоришь о человеке, который стал знаменитым. Прошлое оглядываешь с высоты. Но оторваться от действительности мне не позволят документы. Составленные, быть может, иногда поспешно, характеристики Юрия Гагарина при всем их канцелярском слоге позволяют проследить эволюцию, рост этого человека, его движение по всем направлениям. Их ценность, их правда в том, что писались они не по следу взметнувшейся к звездам ракеты, не в громе оваций и маршей, а в тиши заваленной бумагами техникумовской комнатки, мимо дверей которой проходил еще никому не известный бывший гжатский, потом люберецкий, теперь саратовский паренек».
Самое желанное для студента всех времен — преддипломная практика. Юрия сначала посылают в Москву, на завод имени Войкова — трогательная встреча с Савелием Ивановичем, его дочерьми, особенно с Антониной, как шутил Юрий, «поводырем в литейщики». Антонина счастлива: «Ах, Юра, Юраша, братишка, кто бы мог подумать — в Люберцы-то везла я тебя, ну как воробышка, а сейчас ты, поди, в инженеры метишь?»
Следующий маршрут — в Ленинград, на завод «Вулкан». В первый же выходной по следам родословной, словно напутствуемый голосом матери, к корпусам бывшего Путиловского завода.
