влетел в глубину. Он поплыл саженками, вперед, хоть и берега не было видно…
Лагерь аэроклуба разбили в дубовой роще. Деревца, поднявшиеся от старых спиленных, стояли еще низкорослыми, и ночью палатки продувало со всех сторон, а днем нещадно палило солнце. Вставали в половине четвертого, чтобы не терять ни минуты убывающего светового дня. Юрий, назначенный старшиной и комсоргом, пробуждался всех раньше: надо было самому проводить физзарядку. С умывания холодной, бодрящей водой начиналась карусель обычного дня — тренировочные занятия, полеты, обслуживание самолетов… Часто Юрию снился один и тот же сон. Будто он сваливается вниз с крыла, в свистящую воздухом бездну, дергает за кольцо, а парашют не раскрывается. Он падает камнем вниз, вот и земля проступает сквозь облака, вот она близко, сейчас он стукнется, расплющится об нее. Всем телом он чувствует приближение удара, а за воздух не удержаться. За воздух? Но и на самом деле, перечеркнув все, чего достиг к двадцати одному году, разве не пытался он сейчас удержаться за нечто такое, чему давала подобие прочности одна лишь мечта?
Мечта… Свалясь на брезент от усталости, Юрий иногда начинал подумывать, что совершил роковую ошибку. Он стал терять веру в себя.
Учеба «в две тяги» выжгла все силы. Заканчивая техникум, да еще с отличием, и продолжая посещать аэроклуб, он израсходовал, можно сказать, запас своего горючего. И вот сейчас его оставалось на донышке. В мае, когда курсанты аэроклуба выехали в лагерь, Юрий подал рапорт Сафронову с просьбой на время освободить его от занятий для подготовки и защиты диплома в техникуме. Тот почитал и предупредил, что можно очень сильно отстать от товарищей. Теорию наверстать нетрудно, а то, что дается только полетами, легко упустить безвозвратно.
Оказалось, Сергей Иванович прав. Юрий никак не мог освоить выполнение виражей. Левые получались нормально — машина шла ровно, скорость выдерживалась постоянно. Но стоило начать разворот вправо — и самолет зарывался, скорость росла, увеличивался крен… Юрий повторял упражнение — и все то же. Почему? Он никак не мог докопаться до причины. Может быть, поздно начинает поддерживать крен и создавать угловое вращение? Мартьянов тоже выбился из сил. Нет, не мог его подопечный добиться четкого выполнения нужной фигуры.
Не давалась посадка. Казалось, летит спокойно, но стоит приблизиться к аэродрому, и Юрий начинал бояться земли: терял ориентир высоты, то «клевал» носом, то осаживался на хвост. Кое-как выровнявшись, самолет плюхался на посадочную полосу. Мартьянов только руками разводил от досады: парень, подававший надежды, не может освоить азов летного дела. Неловко инструктор чувствовал себя перед Сафроновым и Великановым: столько раз поручался за Юрия: «У парня нервное перенапряжение, вы только подумайте: свалить такую махину — техникум. Успокоится — все обойдется. Да ему просто-напросто надо выспаться».
Командир отряда и командир звена не реагировали на напрасные уговоры, они негласно решили отчислить Гагарина из аэроклуба. И когда дело дошло до проекта приказа, над Юрием сжалился начальник летной части Константин Филимонович Пучик. Рассказывают, что он сам пошел к Великанову и уговорил слетать с Юрием, чтобы тот убедился лично раз и навсегда.
И взлет и посадку Юрий совершил безукоризнепно.
— Вы что же, Гагарин, притворялись никак? — только и спросил уже на земле Анатолий Васильевич. — Везли начальство, поэтому и не ошиблись ни разу? Так не пойдет. Летайте без нас, командиров.
2 июля 1955 года Юрий Гагарин считал днем второго рождения. Мартьянов не сел, как обычно, в «шестерку желтую», а, оставаясь, сказал:
— Пойдешь один по кругу… И не волнуйся.
«Я вырулил на линию старта, дал газ, поднял хвост машины, и она плавно оторвалась от земли. Меня охватило трудно передаваемое чувство небывалого восторга. Лечу! Лечу сам! Только авиаторам понятны мгновения первого самостоятельного полета… Сделал круг над аэродромом, рассчитал посадку и приземлил самолет возле посадочного знака. Сел точно. Настроение бодрое. Вся душа поет.
— Молодец, — сказал инструктор, — поздравляю.
Мы шли по аэродрому, а в ушах продолжала звенеть музыка полета. А на следующий день товарищи говорят:
— Знаешь, о тебе написали в газете…»
Вот что было напечатано в «Заре молодежи»: «5 часов утра. Мы на аэродроме саратовского аэроклуба… Начинается подготовка к полетам. В этот день программа разнообразна. Одни будут отрабатывать полет, другие — посадку, третьи пойдут в зону, где им предстоит выполнять различные фигуры пилотажа.
Сегодня учащийся индустриального техникума комсомолец Юрий Гагарин совершает свой первый самостоятельный полет. Юноша волнуется. Но движения его четки и уверенны. Перед полетом он тщательно осматривает кабину, проверяет приборы и только после этого выводит свой Як-18 на линию исполнительного старта. Гагарин поднимает правую руку, спрашивает разрешения на взлет.
— Взлет разрешаю, — передает по радио руководитель полетов К. Ф. Пучик.
В воздух одна за другой взмывают машины…»
Лишь через несколько дней Юрию удалось достать этот номер газеты и послать родителям в Гжатск. Мать в ответ написала:
«Мы гордимся, сынок… Но смотри не зазнавайся…»
А он и не зазнавался. Здравствуй, небо, голубая купель! 24 сентября 1955 года Юрий окончил саратовский аэроклуб. В выписке из ведомости индивидуальных оценок пилотов первоначального обучения значилось:
«Юрий Алексеевич Гагарин… оценка теоретической успеваемости: самолет Як-18 — отлично; мотор М- 11р — отлично; самолетовождение — отлично; аэродинамика — отлично; НПП-52 — отлично; радиосвязь — отлично; средний балл — отлично… Оценка летной подготовки — отлично, общая оценка комиссии — отлично». И окончательная приписка: «Решение комиссии о дальнейшем использовании по специальности: курсанта Гагарина Ю. А. направить для дальнейшего обучения в 1-е Чкаловское военно-авиационное училище».
Гжать впадала в Вазузу, Вазуза — в Волгу, а Волга в бескрайнее небо…
Глава третья
Чкалов стоял в накинутой на плечи меховой куртке, в унтах, держа в правой руке шлем. Ветер взъерошивал на его голове волосы, и все лицо, выражавшее волю, непреклонность, было напряжено ожиданием. Вот уже много лет на этом месте он словно назначил встречу юноше в простеньком шевиотовом пиджачке, в потертых брюках, тщательно начищенных ботинках, — худенькому, но широкому в плечах, с мягким коротким зачесом, с глазами, лучившимися добротой. Он ждал Юру Гагарина напротив высокого, сияющего окнами строгого здания, именуемого ЧВАУЛ — Чкаловское военное авиационное училище летчиков. И Юрий пришел сюда 25 октября 1955 года, поставил на землю чемоданчик и, подняв голову, взглянул на знаменитого летчика.
— Здравствуйте, Валерий Павлович!..
И Чкалов, расставив прочнее ноги, упершись левой рукой в бок, словно бы чуть наклонился с утомленным, но еще не теряющим силу видом, как будто только что вылез из своего АНТ-25…
«Беспримерный в истории беспосадочный перелет Москва — Северный полюс — Северная Америка завершен. Осуществилась мечта человечества. Героический экипаж самолета АНТ-25, вылетев 18 июня 1937 года в четыре часа пять минут со Щелковского аэродрома, близ Москвы, 20 июня в 19 часов 30 минут совершил посадку на аэродроме Баракс, близ Портланда (Вашингтон)… Исключительное искусство, большевистскую отвагу и мужество проявил прекрасный экипаж, выполнив поистине блестяще величайший в истории перелет, покорив самую суровую, труднейшую часть земного шара, открыв новую эру в покорении человеком природы… В США придают огромное значение тому факту, что установлена воздушная магистраль СССР — США через Северный полюс… Посадка самолета была произведена превосходно и вызвала всеобщее восхищение. На аэродром началось паломничество тысяч людей, которые, несмотря на проливной дождь, стекаются сюда».
