переговорами, радостно направились к столу.
Покинутая цитадель
— Портула[43] захвачена! Мне едва удалось вывести людей. Вот что спасло. — Маргарита протянула стрелу с привязанным к ней куском бересты.
— «Солдаты в глубокой балке», — прочёл нацарапанные на коре слова Дольчино.
— Если бы Федерико не предупредил, мы бы погибли.
— Но как из десяти дорог они выбрали для засады именно эту?
— Похоже на предательство.
— Хорошо, я подумаю. Что ты узнала о крестоносцах?
— Армией командует Джакомо, младший из верчельских консулов. Он привёл четыре тысячи латников и много конницы. При войске епископ с двором.
— А на левом фланге?
— Со стороны Петтиненго наступают бьельские ополченцы. У Оберто Маркизио тысячи полторы копейщиков и рыцари из Ивреа и Вивероне.
— Где ещё стоят наши?
— Лонгино Каттанео уже в Камандона. Паоло отвёл своих из Моссо. К Стефано в Коджола поскакал Антонио.
— Как народ? О чём говорят по деревням?
— Райнерий велел повсюду объявить папскую буллу[44]. Каждому, кто не будет помогать им, грозят отлучением. Крестьяне боятся резни. Прячут в лесах хлеб и скот. Многие ушли в горы, выжидают. Федерико ди Новара решил остаться в Триверо, поддерживать связь на случай осады.
Дольчино молча зашагал по комнате. В этот момент в дверях появился Антонио. Его лицо было окровавлено, рука перевязана. За ним, хромая, плёлся чуть живой Энрико.
Антонио тяжело опустился на лавку.
— Беда! В Коджола все побиты. Кузнец Стефано пал у переправы. Прорвалось человек двадцать.
— Но почему? — с досадой воскликнул Дольчино. — Разве нельзя было отступить оленьим бродом?
— Мы отошли к броду, как условились, только там уже стояли солдаты.
Дольчино и Маргарита невольно переглянулись.
— Встретили в самом неудобном месте. Будто знали, — придерживая руку, хмуро продолжал раненый. — Пока одни пробивались, другим пришлось прикрывать отход… — Антонио кивнул на Энрико: — Он был среди оставшихся на берегу.
— Неужели никто больше не спасся? — побледнев, прошептала Маргарита.
Тот отрицательно покачал головой.
Дольчино привлёк мальчика к себе:
— Как же ты уцелел?
Энрико долго не мог произнести ни слова. Потом пересилил себя и, запинаясь, стал рассказывать.
— Когда отца зарубили… нас оттеснили от реки. Дядя Джино повёл всех к лесу. Там тоже были солдаты. Мы отстреливались, пока не кончились стрелы… Потом мать укрыла меня… ветвями… под корнями старого дуба.
— И Марину убили?! — Маргарита растерянно взглянула на мальчика.
— Её вместе с тётушкой Орсолой и ещё тремя женщинами… захватили живьём и повесили за ноги… на дереве, под которым я прятался.
— Ореола ждала ребёнка, — тихо заметил Антонио. — Ей нельзя было оставаться в деревне.
— Она родила… когда их собирались вешать, — медленно проговорил Энрико. — Я слышал, как они упрашивали солдат крестить новорождённого… думали спасти ему жизнь… Пришёл монах, сказал: «Дьявольскому отродью место в аду», и ударил его головой о пень.
Несколько минут никто не нарушал тишины. Со стороны крепостных ворот долетали тревожные голоса, слышался скрип повозок. Наконец Дольчино повернулся к Маргарите:
— Разошли по отрядам посыльных. Пусть все немедленно идут в крепость.
— Готовиться к бою?
— Надо собрать до вечера общинный сход. Если мой план удастся, отплатим католикам!
Вечером того же дня в Моссо, где расположились главные силы крестоносцев, прискакало несколько всадников. Перед шатром верчельского консула остановился капитан виверонских рыцарей. Сеньор ди Монграндо торопливо слез с коня.
— Патарены отпустили пленных и спустились с Цебелло. По слухам, Дольчино уходит в Швейцарию.
— Ты что-то путаешь, — удивлённо поднял брови Джакомо да Кваренья. — Ещё вчера мне доносили, что они продолжают укреплять гору.
— Сегодня был сход. Большинство общины решило отступать за Альпы. Говорят, у них там много сторонников.
— Еретиков и разбойников везде полно, — согласился Джакомо. — Однако с этими тварями надо быть осторожней. Может быть, нам просто морочат голову.
— Я допытывался у отпущенных солдат. Все клянутся — лагерь пуст. Даже водоёмы слили.
— Как бы то ни было, сейчас узнаем. Среди тряпичников, слава богу, есть наши.
В сопровождении свиты консул поспешил к разбитому неподалёку белому шатру епископа. Симоне Колоббьяно и Томазо Авогадро с озабоченным видом встретили его у входа.
— За тобой как раз собирались послать! Ересиарх отступает к Монте Роза.
— Неужели уйдёт за Альпы? — Джакомо переглянулся с Томазо. — Кто принёс сведения?
— Люди верные. — Капитано дель пополо понизил голос: — Одного ты знаешь — Убальдо, бывший староста из Строны. Второй — Ченери, тот, что посоветовал сделать засаду у оленьего брода.
— Епископ зря не платит, — подтвердил Симоне Колоббьяно. — Утром под Коджола мы убедились в их преданности.
— Я расспрошу обоих. — Консул решительно вошёл в шатёр.
Симоне и Томазо последовали за ним. В отгороженном коврами помещении перед деревянным распятием стояли на коленях двое лазутчиков. Они повторяли за епископом слова клятвы, обещая говорить правду и только правду. Заметив вошедших, Райнерий быстро закончил обряд и дал присягавшим поцеловать крест. После этого он кивнул Джакомо и опустился в кресло.
— Отвечай прежде ты, Убальдо, — обратился кондотьер к пожилому бородачу. — Расскажи, что знаешь об отходе.
— Мы были в Камандона, когда прискакал гонец из крепости. Лонгино Каттанео повёл всех на гору. Там уже собрался сход, выступал Дольчино. Будто ему было видение. Господь указал идти в Швейцарию, где нас поддержат братья. Ещё говорил — нельзя оставаться на Цебелло: для долгой осады не хватит продовольствия. Другие старейшины тоже высказались за отступление. Многие их поддержали.
— Короче! — прервал говорившего Симоне. — Куда они двинулись? И все ли покинули лагерь?
— Дольчино сказал, что поведёт в долину Маттервисп. Он хорошо знает тот край, — продолжал Убальдо. — Я отходил вместе с людьми Лонгино Каттанео, сразу за обозом. Когда спустились к реке, мне удалось незаметно отстать и спрятаться в кустах.
— Ведь у них было немало припасов. Неужели всё забрали с собой? — спросил епископ.
— Большую часть погрузили на лошадей и коров. Остальное решили бросить. Дольчино обещал вести по местам, богатым провиантом.
