— Ладно, со свиданьицем, — сказал Славка.
— Нет, за прекрасных дам в лице Стеллы-феи! Федька вспомнил Александра Алексеевича. Правда,
у Братьки Михно вышло лихо — не то что у скучного мочкиного следователя.
— После такого тоста надо бы бить бокалы, да Стась не напасется стаканов. Считайте, Стеллочка, что я свой разбил —, мысленно. Как винцо, а? Не хуже, чем Крамбамбули! «За милых женщин, черт возьми, готов я пить Крамбамбули!»
Федя подумал, уж не артист ли этот Братька Михно? А Славка, значит, для него — Стась.
— Что — готовы? Поехали дальше. Следующий тост — нравственный. Высоконравственный. Против стриптиза! Обнажаться должны только прекрасные женщины и только перед художниками! «Маха обнаженная», была такая у Гойи. Стеллочка, вы прекраснее любой Махи — не знаю, имя это или профессия. Стась, если ты художник, ты должен делать ню! Выставить, например, Стеллочку в своей витрине — чтобы совсем ню!
— Не разрешат, — сказал Славка.
— Ну не выставлять. Ведь вы бы, Стеллочка, не отказались обнажиться перед художником? Ради чистого искусства!
Феде этот разговор нравился все меньше.
— Если только ради искусства, — тем же томным голосом проворковала Стелла.
— Только ради искусства! А когда Стаськиной тачке устраивают стриптиз, раздевают до голых ободьев, я категорически против!
За всей этой трепотней до Феди не сразу дошло: Славкиного «Запорожца» раздели!
— Стриптиз — это добровольно, — сообщила Стелла, — а машину же раздевали насильно, я думаю.
— Ах, добровольность! Сразу мысли зароились — мысли-мысли-мысли! — Братька Михно сделал движение одними пальцами — и сразу стало ясно, какие мысли. Артист! — Но — не будем. А тачку раздевали насильно, это Стеллочка заметила точно. Насильно и тайно.
— На улице или в гараже? — буднично и скучно уточнил Федя.
— Гараж вскрыли, — сообщил Славка. — Я всегда на ночь закатываю в гараж.
— Вот была б сигнализация — и накрыли бы их!
Предупреждал же Федя, совсем недавно предупреждал! Самое обидное, когда предупреждал, кричал — и мимо ушей!
— Ты был прав, старик. Может, и сигнализация не спасла бы, но все равно, ты был прав, старик, — грустно признал Славка.
Приятно, конечно, когда признают, но лучше, когда слушают вовремя умный совет. И здорово раздели?
— Да уж накрыли на полкуска. Нет, больше! И приемник выдрали, и аккумулятор. Куртку оставил на заднем сиденье брошенную. Финскую.
— Надо в милицию!
Братька Михно расхохотался очень наигрышно — ну артист и есть!
— Всю жизнь там ждали Стаську! Приемник ему найдут или аккумулятор. Нужно им из-за него портить процент. — Нарочно он сказал: процент, сразу видно, что грамотный. — Машин раздевают знаешь сколько!.. Какие к тебе правильные мальчики ходят, Стась: чуть какой случай в жизни, готовы бежать в милицию. Милиция одна, а ханурики многолицые!
Уж не поэт ли заодно? «Милиция — многолицые»! И артист, и поэт, — бывает.
— Ой, да хватит вам про аккумуляторы! — капризно сказала Стелла.
Еще бы: занимаются не ею!
— Все законно: фея скучает! Как ей не скучать, когда за мертвую механику говорят, а не за нее. Не о том раздевании говорим, мужики!
По-настоящему, надо бы этому Братьке Михно врезать наконец за такие шуточки. Но все-таки Славкин друг Да и скажут, что Федя не понимает юмора.
Но чтобы не думали, что он пляшет под дудку — хоть Стеллы, хоть этого Братьки Михно, — Федя нарочно снова заговорил про мертвую механику. Что он понимает: мертвая!
— Можно их накрыть — железно. На живца. Я знаю как. Поставить снова приемник на твою тачку, да чтобы все видели, а в него встроить микропередатчик. Чтобы включился, когда приемник выдерут. И запеленговать. Элементарно. Чтобы только все видели, весь двор, что новый приемник.
— Кто — видели? — Братька Михно даже перестал строить из себя кого-то.
— Да каратисты. Их работа — наверняка. Они все время там ошиваются около гаражей.
— Какая у тебя интересная публика завелась, Стась! Наш юный гость, наш Тео — он что, знаменитый технарь? «Встроить микропередатчик», «запеленговать»!
— А что — элементарно!
— Федька в этом деле секет! — Ага, признал-таки Славка.
— Тогда мне понятно, почему прекрасная фея не спускает с него прекрасных глаз! В наше прозаическое время технарь — первый человек. Куда нам — вольным художникам!
Не спускает Стелла глаз? А Федя и не заметил. Зато почти угадал про Братьку Михно: художники, артисты — эти недалеко ушли друг от друга.
— Технари — в наше время, а искусство — во все времена, — чуть не пропела Стелла.
— Я вижу, наша прелестная фея тоже причастна к искусству? Я должен был догадаться сразу!
Как же, причастна она: работает на Володарке!
— Я без искусства жить не могу! Впитала с детства. У меня дедушка был коллекционер.
Это для Феди новость. Или врет?
— И осталось что-нибудь от дедушки? Вот бы приобщиться!
— Осталось. Много продали, но что-то осталось. Вот приглашу на день рождения — и приобщайтесь.
— Фея! Какой счастливый случай! Выразить свое… припасть… приподнести…
И не противно кривляться человеку. А ей нравится. Значит, чем больше кривляешься в жизни, тем для тебя лучше. Добьешься чего хочешь — кривлянием. И где Славка подобрал такого?
Федя заговорил нарочно самым деловым тоном — чтобы контраст с Братькиными ахами и охами, заговорил, обращаясь к одному Славке:
— Так чего, будем пеленговать тех, которые работают по гаражам?
— Больно легко у тебя все получается. Не верит. Сомневается.
— Ты его слушай, Стась. Технари — великие люди. Ходатай! Не надо Феде таких ходатаев, как этот
Братька Махно! То есть Михно.
Да и чего они со Стеллой здесь расселись? Зашли-то на минуту! А сколько уже пробазарили? Стелла еще посидит, этот Братька Михно не такой лапши ей на уши навесит!
Федя встал.
— Ну чего, мы почапали.
— Ах, здесь так мило, — пропела Стелла.
— Так не покидайте нас, прелестная фея! Стелла как могла умильно посмотрела на Федю, но
тот зло отвернулся. Остаться без него она все же не решилась. Обнадежила на прощание и Братьку, и Славку:
— Мы еще увидимся. Так помните: день рождения! Братька Михно встал, снова демонстрируя необычную и неприятную легкоподвижность в суставах.
— Буду грезить день и ночь. Ночь и день.
К дверям пошел только Славка. Проводить. Двигаясь на своей одной так естественно, точно вторая у людей вовсе лишняя.
— Так я вмонтирую в приемник, как сказал, — Федя не спрашивал, а утверждал. — И вставим в твою тачку.
— Давай, хуже не будет.
