Спасибо, удостоил доверия. А Феде уже было заранее ужасно интересно: запеленговать гаражных воров, а? Высший класс! Такой идеи еще ни у кого не было!
— Какие симпатичные! — сказала Стелла, едва они вышли. — Одноногий, а так ходит. Прямо забываешь. А этот Братька — вообще! Комик!
Это она нарочно, чтобы Федя не ревновал. «Комик»! Она к нему не как к комику!
День рождения у тебя, значит?
— Ну да! Родилась же я, а как иначе?
— Подарки любишь, да?
— Ну! Кто ж не любит? Ты мне чего-нибудь подаришь, Тео?
— Подарю. Еще бы не подарить.
И этот Братька Михно, если придет, тоже подарит. Чего-нибудь, чтобы всех забить. Как артист и художник. Да еще и комик. Ну ничего, Федя придумает такое, чего никакому Братьке Михно не приснится. А если и приснится, то не отломится!
Чего теперь — идти домой наконец? Наверное, мочка уже пришла. Почему-то Феде не хотелось, чтобы мочка видела Стеллу. Марину бы — пожалуйста. А Стеллу мочка не оценит. Не в ее вкусе. Оттого что Федя был уверен, что мочка не оценит и осудит Стеллу, та не становилась хуже в его глазах. Но ему не хотелось слышать о Стелле всякие осуждения и насмешки — мочка умеет и насмешничать, бывает язва еще та! Иногда и изредка.
— Опять у тебя, Тео, дума на челе.
Зло взяло Федю. А вот не будет притворяться и крутить, скажет как есть!
— Да думаю, незачем нам ко мне. Мать уже дома, наверное.
Не мог он выдать Стелле их домашнее слово «мочка». Ничего не поймет, только ляпнет какую-нибудь глупость.
— Ах, Тео, ты такой тактичный!
Слово какое вспомнила — устарелое. Отец обожает. Но с отцом — ясно, а со Стеллой? Смеется или всерьез?
Ну а что делать? Лучше всего на дискотеку. Загудеть на весь вечер — и никаких проблем. Да и приятно: толпа у дверей, а ты проходишь под зеленый свет!
— Поехали в Корабелку.
— Это ужасно замечательно, Тео! И полезно для здоровья. Теперь не просто диско, теперь это называется аэробика. Только на простой аэробике одни бабы, а тут смешанная аэробика — еще гораздо интереснее. Только знаешь, Тео, я сегодня не могу. Мне надо бежать.
Недавно ей не надо было бежать. Или после Братьки Михно ей стало скучно с Федей? А может, обиделась, что не захотел знакомить с мочкой?
— Чего это ты? Вроде зарядили на весь вечер.
— Да, но я вспомнила, что мне надо бежать. Ну ясно: выдумала только что.
Да почему Федя при ней будто весь подмененный? Не может слова наперекор! На самом деле не может, как заколдован.
Как хочешь. И куда тебе бежать надо, в какую сторону?
— Только ты не обижайся, слышишь? Мы еще пойдем. И ты ко мне. Помнишь: день рождения! А сейчас только посади на троллейбус.
Они перешли Загородный напротив почты. На почту Феде не нужно, а внизу в булочной мочка просила что-то купить. Не вспомнить только — что. Ну и не заходить же со Стеллой.
Они встали на остановке, и Федя подумал, что вдруг сейчас подкатит дед на своем Николай Николаиче.
Как всегда, в последние минуты не приходило в голову, что бы сказать интересного или смешного. Вот Братька Михно бы не задумался, выдал бы с ходу,
— Давай, съезжу с тобой, провожу до дому.
— Нет, сказала же! Только посади.
Подкатил наконец троллейбус. Не дедовский. Стелла махнула рукой — небрежно очень-таки — и уехала. Почему вдруг спохватилась? Почему не разрешила проводить? Ждет ее кто-нибудь? Наверное, ждет! Или сама побежала — не домой, а к кому-то!
Невыносима была мысль, что Стелла сейчас бежит к другому. Слушает, что тот говорит, смеется. Если только слушает и смеется. Да кто ж вдвоем только слушает и смеется?!
Но кто-то — он неизвестный. Есть он или нет. Кого-то неизвестного пережить еще можно. Но Братька Михно — вот он весь, ненормально подвижный в суставах, как в одном японском фильме, там такой же пролезал в замок, в который не пролезть и не пробраться, так охранялся, — невидимка. И язык тоже ненормально подвижный. Уговаривает, что нужно раздеться только для искусства. Короче — артист. Или художник — одна братия. И кто такой рядом с этим Братькой Михно он, Федя? Придут оба к ней на день рождения… Вот где себя показать! Федя ей принесет такой подарок, такой подарок!.. Капусты у него хватит, не зря всякая домашняя аппаратура то и дело ломается, а люди-то почти все безрукие… Или нет, настоящий подарок — которого не купить. Ведь если Федя может купить какую-то вещь, то может и всякий другой, а вот придумать бы такой подарок, которого не купить!.. В атмосфере искусства она воспиталась, оказывается, коллекционер был ее дедушка… Вот и подарить!
Федя вспомнил картины в комнате Леонида Полуэктовича. Говорили, что среди них есть ценные, почти музейные. А теперь им все равно пропадать со всей обстановкой! Так зачем пропадать? Тем более, Леонид Полуэктович всегда любил Федю и, если бы не впал в маразм раньше времени, мог бы ему завещать — все это признают, даже Анторина Ивановна, а уж она-то завистливая тетка. Выходит, Федя и возьмет законно — в смысле, по справедливости. Отец, правда, не признает такой справедливости, и мочка не признает, — придется им не сказать, но все равно по справедливости. А бумажка с печатями отклеивается очень легко, даже смешно думать про эту бумажку! Вот такого подарка не сделает никакой Братька Михно — этот расщедрится, притащит какой-нибудь фирменный товар, но настоящая картина — всем фирмам фирма! Высший класс. Кто там есть у Леонида Полуэктовича? Отец говорил. Не Левитан, но похожая фамилия. Левитин? Что-то в этом роде. Но что настоящая музейная — видно сразу. Уж после такого подарка Стелла оценит его, поймет, кто настоящий: кто легко треплется или кто дарит такую картину!..
Уже в своем дворе Федя вспомнил, что надо было зайти в булочную рядом с остановкой: купить песку, вот что просила мочка! Чтобы ей не таскать, когда идет с работы и так нагруженная. Захотелось доказать себе, какой он замечательный сын, и Федя вернулся и взял сразу пять килограммов — надолго хватит. Доказал себе — ну и мочке тоже.
Мочка оказалась дома — правильно он угадал. С книгой на диване.
— А, явился — не запылился. Садись ешь скорей и звони.
— Чего звонить?
Сразу^подумал, что у Стеллы чего-нибудь переменилось, зовет догулять.
— В цех звони. Жить они без тебя не могут.
— Какой цех, когда воскресенье?!
В субботу бывает, что просят выйти, но чтобы вечером в воскресенье!
— Вот сам позвони и узнай, какой. Я тут без тебя работала автоматическим секретарем — только вручную: «Пришел ли Варламов? Не пришел ли Варламов?!» Или не звони, если не хочешь ехать, возьму уж грех на душу. Может, ты до утра гуляешь.
Что-то, значит, случилось. ЧП первой категории. У Феди и мысли такой не было — не позвонить, потому что ужасно интересно, что же такое случилось?! Он даже почувствовал благодарность к Стелле, что уехала по каким-то внезапным делам, а то балдели бы сейчас в Корабелке и не знал бы он, что какое-то ЧП. И здорово, что телефон оборвали именно к нему: не обойтись без Феди Варламова, а как же! Но и не хотелось показать мочке, что он как дурак рад бежать на работу в воскресенье вечером.
— Ну дают! Обрадовались: сели и поехали! А если и дома — не имеют никакого права!
— Так не звони. Уж возьму грех.
Слишком уж быстро мочка согласилась взять грех на душу. Когда никто не просит!
— Ну разве спросить, в чем дело. Если за двойной отгул.
Интересно, Алику тоже позвонили? Он-то в другом цехе — но, может, шухер на весь завод?
