Александр ЧУМАНОВ
Рисунки Натальи Заболотных
НИЧТО НЕ НОВО — ТОЛЬКО МЫ
1
Когда родился тот, кого впоследствии молва провозгласила Господом Богом, никто, по-видимому, еще не знал, что наступила новая эра.
Начало второго тысячелетия христианский мир встретил уже осознанно, во всяком случае, умевшие считать годы наверняка почувствовала торжественность момента. Но таких грамотеев было не очень много, да и сам христианский мир еще не обладал большим могуществом.
Зато подготовка к встрече третьего тысячелетия началась, по меньшей мере, лет за десять до самого события, не говоря уж про разговоры о нем. Причем, не только христиане оказались втянутыми в эти веселые хлопоты, а и все население Земли, не исключая атеистов.
Вопреки, может быть, здравому смыслу мнилось человечеству, что там, за условной чертой летоисчисления, начавшегося в сущности с произвольно взятого момента, ждет его нечто невиданное, но непременно превосходящее известную действительность.
Человечество посмеивалось над этим своим невинным суеверием, а все равно заметно волновалось, все ближе и ближе подходя к заветному сроку,
1999 год целиком прошел под знаком надвигающегося события, ежедневно создавались и стихийно возникали все новые и новые комитеты, советы, штабы и особые совещания по достойной встрече всепланетного праздника, И каждое такое образование претендовало писаться с прописной буквы или грозными аббревиатурами.
В конце концов структура получилась следующая: все возглавил Всемирный комитет по организованной встрече двадцать первого века, ему напрямую подчинялись континентальные Комитеты, континентальным — национальные и так далее. И помимо этого — множество не поддающихся учету неформальных юбилейных организаций, часть которых, а без этого не бывает, надеялась на волне подготовки к событию решить кой-какие свои групповые проблемы.
Но в целом стояли дни невиданного доселе братства народов, когда забывались на время, а то и навсегда, бесчисленные взаимные претензии, неоплаченные счета всевозможных грабительских кредитов и неотлившиеся слезы давних и недавних обид. Каждый город, каждая страна старались внести посильный вклад в общую предпраздничную копилку, а те, кому внести было совсем нечего, предлагали почти дармовую рабочую силу для устройства увеселительных сооружений, добровольцев для создания живых мозаик и проведения массовых действ, без которых не обходилось ни одно более или менее значительное мероприятие той эпохи.
Ну, а рядовые граждане Земли, частные лица человечества, помимо участия в предпраздничных структурах, тоже, конечно, с нетерпением ждали наступления заветного мига. Ведь было же абсолютно ясно, что к первому января ноль первого года имеет смысл приурочить все свои мало-мальски неординарные дела, И люди назначали свадьбы на первый день нового тысячелетия, подгадывали, естественно, с известной долей вероятности, рождение детей. И не боялись, что в столь замечательный день может не оказаться на рабочих местах наилучших специалистов по родовспоможению, Вернее, боялись, конечно, но стремление поиметь с праздника какие-то реальные дивиденды перевешивало обоснованные, но тоже имеющие вероятностный характер опасения.
И вот долгожданный миг наступил. Двадцатый век незаметно иссяк, столь же незаметно его сменил следующий век, и ночное небо озарилось грандиозным фейерверком.
Веселье быстро набрало обороты, выплеснулось на улицы, где и продолжалось до утра. Хотя, конечно, так было не везде, а лишь там, где не велась в этот момент интенсивная борьба за трезвость.
Сувениров, как и следовало ожидать, хватило для всех, потому что расчет потребного количества производился видными футурологами и статистиками. И все награжденные и отмеченные поняли, что если бы их набралось поменьше, то и сувениры были бы побогаче.
Наступило первое утро нового тысячелетия. Утро первого января. И как уже не раз бывало, люди увидели, что новое тысячелетие ничем не отличается от прежнего. Не знать доподлинно — так и не поймешь. И продолжили жить каждый свою жизнь, свою мимолетную вечность, полную личных эпох и эр. И принялись ждать окончания очередных временных отрезков.
Вместе с сотнями тысяч других младенцев родился в ту новогоднюю ночь и наш Одиссей. И его мама, получившая за сына Большую латунную медаль от Всемирного, якобы, комитета, всю жизнь потом сожалела о своих напрасных мучениях.
Нет, она хотела иметь этого Одиссея, и папа хотел, но вознаграждение за удивительный по точности расчет, за беспокойно прожитую праздничную ночь, за фактически испорченный праздник показалось им слишком уж символическим. Хоть с кем такое получись, будет досадно.
2
Имена младенцам тогда давались соответственные. На рубеже нового тысячелетия возрос в обществе удельный вес Марий-Магдалин, просто Марий, просто Магдалин, Иисусов, Христосов, Назаретов, но чаще, конечно, просто Назаров. И в меньшей степени — Вирсавий, Савлов, Павлов, Палестин, Ноев, Пестимей, Евстолий, Матвеев и Матфеев. А также, само собой, Иуд. Получился очередной бум увлеченности всем библейским. И ничего нового, оригинального в этом не было,
И наверняка Одиссей тоже получил бы одно из библейских имен, поскольку родители его были людьми передовыми, которые всегда и во всем стремятся идти в ногу со временем. Однако обиженные родители изменили первоначальное намерение и вернулись на позиции религиозного нигилизма.
Так парень стал Одиссеем. Потом к нему прилепились производные от основного имени. Одя, Одик, почему-то Дуся. И непроизводные — Клопа, Клерк. Клерк — из-за всегда подчеркнуто подтянутого, аккуратного вида, а Клопа — неизвестно из-за чего.
Одиссей рос нормальным парнем, охотно отзывался на кличку Клерк», она его устраивала, ибо он считал себя настоящим «яппи». Это молодежное движение успешно утверждалось тогда во всем мире, что радовало старшие поколения, изрядно подуставшие от предыдущих десятилетий разложения, бездуховности, ощущения близкого конца света.
В воскресенье утром, хотя и не слишком рано, на тумбочке в прихожей нежно заворковал телефон. Одиссей был в постели, и к аппарату подошла мать.
— Аиньки! — сказала она в телефон еще более нежно, словно соревнуясь с пластмассовой коробкой, И не знающий мать человек мог запросто воспроизвести в своем воображении нечто ангелоподобное, не представляя даже, как сильно он заблуждается.
— Кого? А кто его спрашивает? А Одя сейчас… Ах, он сейчас принимает ванну! Позвать?
Мать чуть было не проболталась, что сын еще в постели, но вовремя опомнилась. Настоящий «яппи» ну просто никак не мог быть засоней и лентяем.
— Оди-и-к! — заголосила мать с нарочитой любовью в голосе. — Тебе твой друг Мотя звонит! Ты уже принял ванну?!
Одиссея мигом выдуло из постели. Он сполоснул рот водой, чтобы не был заспанным голос, прошлепал в прихожую, молча кивнул матери, принимая трубку.
— Ты, что ли, Сват? Хо-хо-хо! Куда? На Понтей? Это где? Сколько? Двести?! Нет, что ты! Иду, конечно, о чем речь! Иду, говорю! Через тридцать две минуты буду! Ну, все!
— Куда это он опять тебя сманивает?! — накинулась на Одиссея мать, едва трубка легла на рычаг.
