— Возьмите меня с собой, Вильям! — повторила она.
— Видишь ли… — Вильям потер лоб, подыскивая слова, — дело в том… Дело в том, что я никуда не еду. Я просто уезжаю.
Вильям вздохнул и опять отвернулся к окну.
Вильям покидал Лондон темной ночью. Его никто не провожал, да и он сам не хотел каких-либо прощаний, застолий, речей. Все актеры были заняты судорожными попытками устроиться в другие труппы. Виделись друг с другом урывками, на бегу. Никто не жаждал взваливать на свои плечи чужие проблемы, чужие переживания.
Вильям подошел к большому темному дилижансу, специально нанятому для дальнего переезда с условием, что он будет единственным пассажиром. Его вещи, чемоданы, баулы уже были уложены в багажное отделение. Кучер что-то колдовал у передних ног пары неказистых лошадок. Оставалось только сесть и захлопнуть за собой дверцу.
Вильям огляделся, но ничего кроме кромешной тьмы не увидел. Он уже пожалел, что решил покинуть город ночью. Стоило хотя бы дождаться рассвета и окинуть последним взглядом улицы, переулки и парки, все места, с каждым из которых были связаны свои воспоминания. Но теперь было уже поздно.
Вильям забрался в дилижанс и опустился на жесткое сиденье. Внутри было, как в запечатанной бочке. Абсолютно темно и душно. Кучер продолжал возиться с лошадьми и, казалось, специально тянул время, чтоб не трогаться в путь в полной темноте.
Вильям вздохнул и приготовился долго ждать.
Но тут в противоположном конце вместительного дилижанса кто-то пошевелился. Вильям чуть не вскрикнул от неожиданности. В эту же минуту кучер, с факелом в руке, решил последний раз осмотреть колеса и остановился прямо у окна дилижанса. В отблесках пламени факела Вильям увидел в углу съежившуюся девушку. Это была «Солнышко».
Она чинно сидела на противоположной скамейке и держала на коленях небольшую котомку.
— Нам по дороге. — невозмутимо заявила она. — Мне тоже необходимо попасть в Стратфорд.
— По какой надобности? — переведя дыхание, поинтересовался Вильям.
— У меня там родная тетка. Она меня воспитала. — сухо ответила «Солнышко». И, помолчав, добавила. — Надоел мне этот Лондон. Шум, суматоха… Единственное приобретение, обучилась здесь стенографии. Могу быть вам помощницей. — неожиданно закончила она.
«Господи! Только не это!» — промелькнуло в голове Вильяма. Но вслух он вежливо поинтересовался:
— Где живет ваша тетка?
— В Стратфорде.
— Это я понял. Где именно, на какой улице?
— Ну, там… налево. Сразу за мостом.
Вильям глубоко вздохнул и помотал головой.
— В Стратфорде никогда не было никаких мостов.
— Вы давно не были в родном городе, Вильям! — укоризненно покачала головой «Солнышко». — Их теперь там целых два!
«И оба существуют лишь в твоем пылком воображении!» — подумал Вильям.
В этот момент кучер с факелом в руке отошел от окна и внутренность дилижанса погрузилась во тьму. Вильям прикрыл глаза и откинулся на жесткую спинку.
Через минуту дилижанс медленно, как бы нехотя, тронулся с места.
Вильям уже более года жил в Стратфорде в новом доме. Он почти не выходил на улице. Его никто не посещал.
До него доходили туманные слухи, что в Лондоне довольно быстро отстроили новое здание «Глобуса». В театре появились какие-то молодые драматурги, Бомонт и Флетчер, которые километрами вместе пишут пьесы и те идут с огромным успехом. Требовательные и взыскательные зрители больше в театр не ходят, предпочитают проводить время в тавернах или просто сидеть дома с книгой в руках.
Впрочем, все это мало интересовало Вильяма.
Он много читал. В основном переводные исторические романы. Только однажды перед его домом остановилась карета и из нее с веселыми выкриками вывалились: трагик Бербедж и комик Кемп.
В тот день у Вильяма в гостях как раз сидел друг детства пастор. Принес ему несколько книг. Вильям с пастором спустились в гостиную. Здесь и произошла та знаменательная встреча старых друзей, о которой потом полгода судачили на каждом перекрестке.
Все четверо чинно сидели за большим обеденным столом и ждали, когда женщины накроют его по всем правилам.
Поначалу беседа не клеилась. Пастор собрался было даже уйти, чтоб не мешать друзьям. Выручил Кемп.
— Как вы относитесь, пастор, — светским тоном начал он, — к утверждению Коперника, что, якобы, земля вертится?
Пастор прищурился. В его глазах заиграли веселые огоньки.
— Все зависит от количества выпитого, сын мой! — строго ответил пастор. — Если выпить более трех кружек кряду, завертится! Непременно завертится!
Все присутствующие облегченно засмеялись. Актеры сразу почувствовали в пасторе родственную душу.
Ближе к вечеру вся компания, сняв с себя лишние одежды, продолжала буйное застолье.
— Скажите, пастор! — глубокомысленно изрекал Бербедж. — Что есть женщина? Черт или ангел?
Для пастора не было тупиковых вопросов. Он отвечал мгновенно.
— Надо задрать ей юбку! Сразу все станет ясно… Если есть хвост, одна песнь, если же хвоста нету… совсем другое дело…
Всю ночь компания из четырех, изрядно нетрезвых джентльменов, не давала уснуть маленькому провинциальному городку. Взявшись за плечи, они шатались по темным улочкам и переулкам, и горланили в четыре мощные глотки…
Утром Вильям проводил гостей. Он долго стоял посреди улицы и смотрел вслед карете, пока она не скрылась за холмами.
К вечеру того же дня он почувствовал себя настолько плохо, что потребовал немедленно позвать нотариуса. Его сил едва хватило на то, чтобы подписать несколько страниц завещания.
Вильям неподвижно лежал в своей постели с полузакрытыми глазами. Еще в детстве гадалка накаркала ему, что свой путь земной он окончит в окружении трех ведьм. Тогда Вильям только посмеялся, но в глубине души всегда относился к женщинам настороженно.
Пророчество сбывалось. Он больной, старый, никому не нужный. В окружении трех ведьм. Старухи жены и двух тупых, горластых дочек. Куда все ушло?.. Лондон… премьеры… «Кабанья голова»…
От воспоминаний у Вильяма даже закружилась голова… Томми-Элиза… Нежная любовь моя! Где ты? Отзовись!.. Смуглая Леди!.. А вы как поживаете?.. Или уже переселились в ад?.. В рай вас, наверняка, не пустят, да и сами не пойдете. Не тот характер.
Куда все ушло?.. Будто ветром сдуло… Будто и не жил вовсе… Пятьдесят два, а уже старик. Видно, действительно, пора… Туда, где сияющие вершины, покрытые вечным снегом… Где вольно дышится… Где нет злобы и зависти… Где есть счастье!..
Вильям, закусив до боли губы, плакал, пытаясь сдержать слезы.
