участках, особенности стрельбы шрапнелью по открытым и скрытым целям, интересовали всех. А возможность ведения прицельного огня на расстояние в шесть верст, привела в восторг не только артиллерийских, но и пехотных генералов.
Присутствующие моряки чувствовали себя обделенными. Выступление командира саперной роты капитана Коростылева, пришлось отложить для краткого сообщения адъютанта полка Гребнева, имевшего хоть какое-то представление о тенденциях будущего развития кораблестроения. На предложение об установке трехдюймовок или даже шестидюймовок, на пароходофрегаты, высказанное капитаном первого ранга Кутровым, ответил сам Нахимов.
- Я разделяю Ваше желание Константин Синадонович, поквитаться с господами французами и англичанами, за вынужденно затопленные корабли. И уже думал об этом-с. Но дело даже не в том, что сухопутные орудия, будет достаточно тяжело приспособить к морскому бою. Подкрепление корпусов осуществить можно. Но вот отсутствие опыта стрельбы с борта судна сухопутными артиллеристами, вызовет большой расход снарядов, а их не так много-с. Да и не забывайте, на фарватере лежат-с наши корабли.
Выступление капитана сапера, наибольший интерес вызвало, конечно, у полковника Тотлебена. Узнав, что среди имущества саперной роты находятся пироксилиновые шашки, позволяющие экономить много пороха при подземной войне, оживились и остальные. А высказанное Коростылевым, предложение использовать на угрожающих участках, закрепленные на некоторой высоте от земли крупноячеистые сети, как препятствия для наступающей пехоты, вызвало веселое оживление. Тотлебен, настойчиво стал просить Нахимова, о переподчинении саперов ему. Он обещал отдать все ружья саперной роты в пехоту, придумать мины по образцу мин Якоби, чтобы моряки не покушались на взрывчатку, но непременно, хотел иметь саперов в своей 'собственности'. Решение Нахимов отложил до завтрашнего дня.
После выступления капитана Фатеева, было решено, завтра, в сопровождении роты стрелков, отправить радиостанцию в Симферополь для налаживания двусторонней связи со штабом Горчакова.
Неожиданно долгим стало обсуждение доклада капитана Степанова.
- Господа генералы и офицеры, я начну с того, что здесь еще не прозвучало. Через некоторое, я полагаю весьма короткое время, противник поймет, что ему противостоят войска с совершенно непривычным оружием. Поражение войск шрапнелью, пули весьма необычного вида, интенсивность и меткость огня, все это даст пищу для размышления не глупому человеку. Считать же врага глупее себя, это верный путь к проигрышу.
- Но картечные гранаты, известны уже сейчас. - Возразил князь Урусов.
- Да они известны, но у них совсем другая конструкция. Осмотр снарядных стаканов, возможное нахождение дистанционной трубки, наконец, наличие медного ведущего пояска со следами нарезов, и умный враг поймет, что имеет дело с нарезными орудиями, стреляющими совершенно новыми видами снарядов.
- Да, это очевидно, но скрыть это не в наших силах. Самое большое разглашение тайны нового оружия, это его применение-с. Это общеизвестная вещь.
- Я не призываю Ваше Высокопревосходительство, не применять нового оружия, я прошу принять все меры для того, чтобы как можно меньше секретных сведений просочилось в стан противника.
Степанова неожиданно перебил генерал-лейтенант Кирьяков, начальник 17-й пехотной дивизии
- Вы сударь, лазоревый мундир, не носили ли?
- Ваше Превосходительство, моя служба в корпусе, насколько понимаю, не является здесь предметом обсуждения.
- Василий Яковлевич, подождите, дайте высказаться капитану. - вмешался Нахимов.
- Ротмистру.- Буркнул себе под нос Кирьяков, но Степанов его услышал.
- В настоящий момент, я аттестован по военному ведомству, а не по ведомству министерства внутренних дел. Я капитан. Вы можете не подавать мне руки, но просто обязаны выслушать меня.
Рядом со Степановым встал Ларионов.
- Господин капитан, прикомандирован к моему полку приказом начальника дивизии. Это мой офицер, и все, что он скажет, вы могли бы услышать и от меня. Но поскольку это его мысли, он их и озвучит.
Нахимов встал и, прекращая волнения среди военных и морских чинов, обращаясь к Степанову сказал:
- Капитан, простите за неприятную сцену, КАПИТАН.
Кирьяков, покраснел, но ничего более не говорил.
- До сих пор, - с тем же малоподвижным выражением лица продолжил Степанов, - противник не проявлял интереса к целенаправленному захвату пленных. Послезавтра, он захочет узнать о нас гораздо больше. В свете этого, необходимо предпринять все меры, к недопущению захвата наших солдат, и предусмотреть начало компании по дезинформации противника. Самое главное не допустить захвата не только образцов оружия, но даже гильз унитарных патронов, как ружейных, так и орудийных.
- Полностью согласен и поддерживаю Вас капитан. Завтра жду-с Ваши предложения. У вас еще есть что либо?
- Так точно, Ваше Высокопревосходительство!
- Продолжайте.
- Слушаюсь. После дела, которое будет завтра, уже никто не сможет сказать, что знает наперед, как пойдут события. Поэтому предлагаю, сформировать особую партию охотников, для добычи сведений из стана врага.
- У нас вполне исправно действуют такие охотники, один матрос Кошка чего стоит!
- Ваше превосходительство, я вполне осведомлен о деятельности ваших удальцов. Но в большинстве случаев, они приводят в качестве 'языков' солдат.
- Что значит этот Ваш 'язык'?
- Это, Ваше Превосходительство, жаргонное слово, обозначающее пленного схваченного с целью последующего получения от него нужных сведений. Так вот, много ли о замыслах командования может знать простой солдат? Я предлагаю производить поиски охотников, с целью поимки офицеров.
- Господи! До чего дошло! Офицеров ловить как кроликов! А, если пойманный не станет говорить? Кроме своего имени и номера полка, он имеет право ничего больше не говорить!
'Тьфу на тебя, чистоплюй. Так и в четырнадцатом в благородство играли' - подумал Степанов, но вслух, сказал, другое.
- Конечно, отпустим, пусть идет к своим и расскажет о том, что видел!
- Не забывайтесь, капитан! - побагровел от гнева начальник семнадцатой дивизии генерал Павлов.
- Это бесчестно ...
- Варварство, самое настоящее ...
- Это грязно капитан, принуждать говорить против воли ... у меня нет слов!
Нахимов опять должен был встать и на сей раз повысить голос:
- Молчать! Война вообще грязная вещь! Приходится убивать людей, которые лично тебе не сделали ничего плохого. Стыдно господа! Ведете себя как романтические барышни-с, которые узнали, зачем кучер ходит к горничной. Если капитан возьмется за это, не побоявшись взять грех на душу, то я ему разрешу-с! Дам ему карт-бланш, на любые действия. И более по этому вопросу высказываться не разрешаю-с.
Когда собрание затихло, капитан Степанов высказал свои соображения и предложения по организации охотничьей команды. Господа генералы угрюмо промолчали. Пришлось еще раз взять слово Ларионову:
- Ваши превосходительства! То, что вызывает в вас такую активную неприязнь, для нас уже перешло во вполне приемлемую обыденность. Первоначально, когда началась война, с которой мы сюда попали, тоже было столь рыцарственное отношение к пленным, что зачастую приводило к совершенно не нужным потерям наших войск. Я прошу вас руководствоваться в своих оценках простым правилом: все, что полезно для сбережения жизни наших людей, должно быть использовано без сантиментов. В конце концов, не мы находимся под Марселем или Портсмутом, а интервенты под Севастополем.
После слов Нахимова о том, что он полностью согласен с полковником атмосфера немного
