Снежная почта

выгравировать на блестящей табличке?
Мертвый мой голос, точно завернутый в вату,
Не имена называет теперь, а клички.

Мертвые лица склонились ко мне с участьем.
Мертвым надеждам не суждено сбыться.
Как?
Вот это и называется счастьем?
И ради этого стоит на миг продлиться?

«Обращаюсь к читателю…»

Обращаюсь к читателю,
А читателя нет.
Предан скоросшивателю
Мой словесный портрет.

В тонких линиях абриса
Невесомый почти,
Он – посланье без адреса,
Кто-нибудь, да прочти!

Не прошу снисхождения
За мое ремесло.
Все мои заблуждения —
Незаметное зло.

Мой потомок с беспечностью
Их осудит, смеясь.
Вот и будет мне с вечностью
Долгожданная связь.

«Даты жизни целой…»

Даты жизни целой
В строчки уложу.
Вот еще незрелый
Вам рукой машу.

В горделивой позе,
Точно чемпион,
Неподвластный прозе
Нынешних времен.

Вот уже умнее
И печальней взгляд.
Что со мною? Старею.
Возраст виноват.

Кое-что усвоил
Из простых манер.
Понял, чту я стоил
Раньше, например.

Вот совсем уж скучный,
Умудренный весь,
Неблагополучный,
Утерявший спесь,

Слабый, виноватый
Напрочь, навсегда.
Вот такие даты.
Месяцы. Года.

«Долго совести до Бога добираться…»

Долго совести до Бога добираться.
Долго сор мести и долго завираться.

Долго книжные осваивать науки.
Всем мы ближние, но в этом столько муки!

Долго, долго драться с собственною тенью.
Чувство долга – многолетнее растенье.

Долго повести печатать на бумаге.
Чувство совести нуждается в отваге.

Ироническая молитва (1972-79)

I

Некоторые итоги

Я вспомнил всех, кого я не любил
(Их оказалось на поверку мало):
Приятеля, с которым водку пил,
Его жену, что всё на свете знала,
Ученого соседа моего,
Известного поэта одного,
А может, двух… Учительницу пенья,
Редактора на радио, кому
Высказывал в письме я точку зренья,
Неясную тогда мне самому.
Я вспомнил всех, кого я не любил,
И оказалось: я покладист был.

Я вспомнил всё, к чему был равнодушен
(Я не скажу, что вовсе нетерпим).
Успех у женщин? Он, конечно, нужен,
Но вот хлопот не оберешься с ним.
Тщеславие меня не подгоняло
И зависти я, вроде бы, не знал.
Не требовал от ближних пьедестала,
И то сказать: к чему мне пьедестал?
Всё выходило так, что я не воин,
Хотя в себе уверен и спокоен.

Я вспомнил всё. А то, что позабыл,
Фантазией расчетливо восполнил.
Я вспомнил всех, но я тебя не вспомнил.
Не потому, что тоже не любил,
А потому, что страсти не в почете,
Спокойствие оплачено ценой
Достаточной, и при таком расчете
Тебе одной известно, что со мной.

1972

«Эти письма порви поскорей…»