Снежная почта

виз,
Блестя кавказскими глазами,
Сжимая узенький кинжал,
Весь в газырях, смешной, с усами,
Ко мне внезапно забежал.

Откуда? Что за наважденье?
Ведь я элегией болел!
Но чертик, чувствуя смятенье
Мое, на табуретку сел
И, наслаждаяся кинжалом,
Полезным духом макарон
И сыра запахом лежалым,
Повел такие речи он:
«Вы думаете, сочинитель,
Что я, шутейный персонаж,
В поэме этой только зритель?
Отнюдь! Я соблазнитель ваш.
Вы думаете, я не смею
Оставить запись на полях?
Все ваши рифмы я имею
В моих блестящих газырях!»
И вслед за этим, как проворный
И ловкий иллюзионист,
Рукою тоненькой и черной
Он стал набрасывать на лист
Такие рифмы: лето-мета,
Зима-письма, тебе- судьбе…
Во всем похожий на поэта
И с бородавкой на губе.
И я, скорее под диктовку,
Чем по велению ума,
Используя его сноровку,
Постыдно начал: «Шла зима.
Летел февраль подбитой птицей.
Я ждал письма. Оно не шло.
Над нашей северной столицей
Пока еще не рассвело…

Я шел по Невскому. Струились
Огни машин по мостовой,
И окна медленно слезились,
И фонари вниз головой
В просторных лужах отражались.
Висела водяная пыль.
Прохожие в сторонку жались,
Когда бежал автомобиль.
Я шел по Невскому на запад,
К Адмиралтейству, но на грех
Дальневосточный дикий запах
На Мойке, на виду у всех,
Меня поймал за нос, и тут же
Я провалился и исчез,
Оставив вам витрины, лужи,
Февраль, тоску и райсобес…»

2.

На берегу того залива,
Почти что на краю земли,
Где волны весело, игриво
Барашки белые несли,
Стояли девочка и мальчик,
Прожившие полжизни врозь…
Такой затейливый кошмарчик,
Что только оторви да брось!
Любовь?.. Скорее, отсвет детства
И юности свободный стих,
За то полученный в наследство,
Что было чистого у них,
Что сберегли они подспудно
И пронесли с собой тайком
По жизни медленной и трудной,
Где на коне, а где пешком.

Три встречи было, три разлуки,
Три ожидаемых беды.
Твои опущенные руки
И рельсов жуткие следы.
Вагон пошел, как нож по вене,
Болтая красным фонарем.
Мы трижды гибли в этой сцене,
Но сколько раз еще умрем?
Нам посчастливилось родиться
В такой обширнейшей стране!
Мы, точно маленькие лица
На брейгелевском полотне,
Разбросаны в углах небрежно
Среди чужих и чуждых лиц
И наблюдаем безнадежно
Парение свободных птиц.
Кричи, зови – не дозовешься!
И щель почтовая узка.
По письмам вряд ли разберешься,
Какие долгие века
Прошли без нас, пока мы ждали,
Пока читали невпопад
Слова вокзальные в журнале
И шли вперед с лицом назад.
Зачем нам память, если болью
Она прорезалась опять?
Зачем нам этой крупной солью
Былые раны посыпать?
Зачем нам долгое мученье
И плач по дурочке-судьбе?
Я хоть в словах ищу спасенья,
Но что останется тебе?

3.

С такими мыслями я вышел
На Стрелку. Серая Нева
Катила мимо. Кто услышал
Мои печальные слова?
Но все казалось мне печальным:
На рострах вид печальных тел,
И ангел в золоте сусальном
Печально крыльями блестел.
Печален был наш тяжкий город,
Тосклив зеленый Эрмитаж.
А тот, кто смолоду был молод,
Далекий современник наш,
Уже на каменной подставке
Стоял с откинутой рукой,
Внеся последние поправки
В свою судьбу своей строкой.
Чужая память колоннады,
Дворцов, торцовых мостовых…
Но почему же мы не рады
Всему великолепью их?
Откуда эта безысходность
И почему печален крик?
Любовь, как малая народность,
Хранит свой собственный язык.
Все было в мире, и наверно,
Любовь различная была.
Любили преданно и верно,
Любовь была добра и зла.
Воспетая в стихах и прозе,
Она всегда была в ходу,
Уподобляясь часто розе,
Цветущей где-то на виду.

Но тайная, полуслепая,
Сплетенная из редких встреч,
Обыкновенная такая,
Вот эта, о которой речь,
Которая случилась с нами,
Со мной случилась и с тобой,
Годами мерянная, днями —
Нет, больше не было такой!
Когда увидимся?.. Кто знает!
Когда расстались мы?.. Давно!
Февральский снег повсюду тает.
Нам больше жизни не дано.
И только город этот странный,
Наверно, впишет пару дней
В строку, но вид его туманный
Не станет ближе и ясней.

Февраль 1974

На могиле Канта

Верни мне логику сознанья,
Философ Кант Иммануил,
Чтоб это позднее свиданье
Мне выдержать хватило сил.
Напомни каменной гробницей
О тесных рамках бытия,
Где, как в шкатулке, сохранится
Вся жизнь мгновенная моя.

Какое надобно терпенье —
Ее осилить день за днем,
Чтоб превратить в одно мгновенье,
В пробел на камне гробовом,
Чтоб уместились между строчек
С обозначеньем точных дат
Апрельский ветер, женский почерк,
Вокзальный гул, прощальный взгляд.

В просторном городе, продутом
Холодным прусским ветерком,
Мы жизнь копили по минутам,
Подсчитывая их тайком,
Пересыпая на ладони
Их зыбкий золотой песок,
Пока в гробнице, как в вагоне,
Спал Кант, бессмертен и высок.

Он, осуждающий беспечность,
Спокойно ехал сквозь века
До станции с названьем «Вечность»,
Пока встречались мы, пока
Твоя рука в моей лежала,
И ночь качала фонарем,
И ты почти что не дышала,
Уснувши на плече моем.

Любимая! Какой философ
Поможет этакой беде?
Неразрешимей нет вопросов.
Мы в «никогда» с тобой. В «нигде».
Мы вычеркнуты из объема,
Из времени исключены,
У нас нет крова, нету дома,
И до тебя – как до Луны.

Для нас короткое свиданье —
Провал во времени, когда
Бессмертное существованье
Нам тайно дарят поезда.
А философскую систему
Любви – постиг ли кто? открыл?
Что скажет нам на эту тему
Философ Кант Иммануил?

14. 4. 74.

«Лови уходящее счастье…»

Лови уходящее счастье,
Безумную птичку-любовь!
Ты больше над милой не властен,
Ничто не повторится вновь.

Беги по ночному бульвару,
Глотая осенний туман,
И где-то в гостях под гитару
Пой песни, бессилен и пьян.

Прокручивай в памяти снова
Безвкусное это кино:
Легчайшая сеть птицелова,
Пустая квартира, вино,

Загадка случайного взгляда,
Обман, не любя и любя…
«Не надо, не надо, не надо!» —
Тверди это так про себя.

Измученный медленной жаждой,
Смотри в проходящий трамвай
И с трепетом в женщине каждой
Родные черты узнавай.

1976

«Счастливые стихов не пишут…»

Счастливые стихов не пишут
Ни в будни, ни по выходным.
Они рождаются и дышат
Счастливым воздухом своим.

Спокойные и трудовые,
Приученные ко всему,
Им эти точки, запятые,
Им эти строчки – ни к чему.

У них иное время быта,
Иная светит им звезда.
И что прошло – то позабыто,
А что случится – не беда.

А ты, растерзанный на части
Печалью, ложью и стыдом
Себе изобретаешь счастье
На трудном листике пустом.

1972

Из Анджея Бурсы

Те улочки, где нас не ждут,
Где дверь с замком скрипучим,
По ним бродили там и тут
Мы в детстве невезучем.

Те улочки, где нас не ждут,
Ничто в них не забыто!
По ним бродили там и тут
Мы в юности несытой.

1979
Перевод с