– Не знаю пока, – ответил Алексей. – Я прошусь у батюшки в военную службу, да он не пускает. Не жалует нынешнихвоенных. А в статской службе я смысла не вижу.
– И кем ты хочешь воевать?
– Гусаром… – развернул плечи Алексей.
– Гусары все ветреники, сказывают…
– Это кто же тебе сказал? Твоя барышня? Не верь ей!
Они помолчали. Лица их неодолимо тянулись навстречу друг другу… Лиза опомнилась первой, решительно отступила.
– Помни свое обещанье, барин, – сказала она, повернулась и пошла через поле, не разбирая дороги. Собака заметалась между ними, то убегая к Лизе, то возвращаясь к хозяину, наконец, сделала выбор, прижалась к ноге барина и задрала голову, ожидая приказаний.
Отойдя далеко, Лиза все-таки оглянулась.
Барин и собака все еще стояли на краю леса, глядя ей вслед…
…В полумраке конюшни откуда-то сверху слышались неясные шорохи и сдавленный смех.
– Настя, ты здесь?.. – шепотом позвала Лиза.
Прислушалась – полная тишина. Только кони вздыхали да стучали копытами. И мотали укоризненно головами.
Половину конюшни занимал высокий сеновал, к которому была приставлена лестница. Наверху сеновала снова послышалась возня, и опять все смолкло…
Лиза решительно подошла к лестнице.
– Настасья, ты здесь, я слышу! – вполголоса сказала она, подняв голову кверху, и только поставила ногу на ступеньку, как по сену кубарем скатилась расхристанная Настя.
– Опять, что ли, заснула? – спросила Лиза.
– Ну, так… спала, ага… – тяжело дыша и оправляя юбку, доложила Настя. В словах ее сквозила досада.
– Давай скорей! – приказала Лиза.
Настя взяла припрятанный узелок с одеждой и стала помогать барышне переодеваться.
– Настя! – вдруг замерла Лиза, прижав руки к груди. – Настя, я влюблена! – возвышенно-горьким тоном произнесла она.
– Ну и хорошо, – здраво кивнула Настя. – Чего хотели, на то и налетели.
– И он влюблен, Настя! – еще возвышеннее, еще горше сказала Лиза.
– Вот уж не поверю! С чего взяли?
– Он мне все время твердил «же ву зем», думая, что я не понимаю! Я ему накрепко приказала про любовь не говорить, так он по-французски! Понимаешь? – блестя глазами, живо объяснила Лиза, торопливо одеваясь.
– «Жавузем»? Чего это? – спросила Настя.
– «Я вас люблю», по-французски!.. Ох, Настя, что ж нам делать? Вот куда я сама себя завела. Теперь не отступить. Признаться ему – стыдно, да и семейства наши враждуют, придется расстаться… Хотя я для него – крестьянка, серьезных намерений у него быть не может… Признаться, я хотела бы, очень хотела бы увидеть барина на коленях перед дочерью сельского кузнеца с предложением руки и сердца!.. – Она даже глаза прищурила от этой романтически-мстительной мечты.
Настя украдкой поглядела наверх. Там, едва приметный за сеном, таращил любопытные глаза пастух Трофим. Настя погрозила ему, а Лиза даже и не заметила ее странного поведения, увлеченная своими мечтаниями.
– «Же ву зем», понимаешь? «Же – ву – зем»!! – повторяя эти слова и счастливо смеясь, Лиза выбежала из конюшни. Настя посмотрела ей вслед, вздохнула, но следом не пошла, а подобрала юбку и снова взлезла на сеновал. Там ее поджидал Трофим, возлежащий на сене в рубахе с распахнутым воротом.
– Жа-ву-зем! – Настя бросилась ему в объятья.
У барского крыльца гарцевал жеребец, сдерживаемый лакеем. Григорий Иванович читал послание, врученное нарочным. Прочтя, сказал:
– Передавай, голубчик, поклоны и скажи: непременно будем!
Гонец вскочил в седло и был таков.
– Здравствуй, Лизок! – оборотился Григорий Иванович к подошедшей дочери и, в ответ на ее вопросительный вслед посыльному взгляд, пояснил: – Рощины прислали пригалшение. Завтра «Первоверховные апостолы Петр и Павел», у Павла Петровича двойные именины… Так что готовься! С утра и поедем… А теперь пошли завтракать!
И он вошел в дом.
Лизавета как стояла, так и села на ступеньку, всплеснув в отчаянии руками…
На следующее утро Алексей Берестов понапрасну маялся на месте свиданья в несносном для него ожидании. Он был без собаки и потому вдвойне тосковал. Алексей то ходил туда-сюда, поглядывая по сторонам, то присаживался на пенек, то снова вскакивал навстречу треснувшему сучку… Акулины все не было.
Наконец он извлек брегет, посмотрел на него, вздохнул сокрушенно и в последний раз посмотрел в ту сторону, откуда ожидал Акулину. Потом спрятал часы и поплелся восвояси. И еще не один раз оглянулся, уходя…
И была ночь, и было утро.
И снова поднялось солнце в небеса.
И опять бежала Лиза по тропинке к заветной роще.
Алексей уже поджидал ее на опушке. Он широко расставил руки навстречу, намереваясь поймать девушку в объятья, но Лиза резко замедлила бег, остановилась в двух шагах от Алексея и, поклонившись степенно, сказала:
– С добрым утром, барин. Как почивалось?
– Худо я почивал, милая Акулина, – отвечал Алексей, с осторожностию кладя руку ей на плечи, – куда как худо! А вчера так вовсе было не помер… Что ж ты не пришла?
– Прощения просим… – опустила глаза Лизавета. – Вчерась был Петра-Павла день, так отец мой запил… Пришлось мне за малыми братишками присматривать.
– Так у тебя есть братья? – оживился Алексей. – Вот и послала бы, кого посмышленее, ко мне с запискою, я б и не мучился… Да и тебе бы привет отписал!
«Акулина» совсем пригорюнилась.
– Я, барин, дура безграмотная…
Она грустно пошла по тропинке. Губы, неприметно для Берестова, лукаво улыбались…
Алексей смутился, осознавая услышанное, но потом быстро догнал Лизавету.
– И! Есть о чем сокрушаться! Да если хочешь, я тотчас выучу тебя грамоте!..
– Ой, барин… – Лиза широко раскрыла глаза. – Неужто взаправду? Боюсь, не одолеть мне…
– Ну, отчего бы не попытаться?.. – не очень уверенно сказал Алексей.
– Уж я так бы хотела поскорее выучиться писать!
– Изволь, милая, начнем хоть сейчас.
Они сели на поваленное дерево. Алексей вынул из кармана карандаш и записную книжку, раскрыл ее – и обучение началось. Алексей выводил на листе крупные буквы:
– Вот это буква – «АЗ», говорится – «А-А-А»… Это – «БУКИ», говорится – «Б, Б, Бэ»…
Он показал, как произносится «б», это было смешно.
– Б, А, Б – А, БА – БА… – писал Алексей и вновь показывал: – БУКИ – АЗ, БУКИ – АЗ, БАБА…
Лиза беззвучно повторяла за ним…
… А вскоре уже непослушным карандашом выводила на бумаге неровный ряд кривых, будто пьяных буковок: «А, А, А»..
…Теперь Лизавета спешила на зорьке в рощу, как торопятся в школу поутру школяры.
Алексей поджидал у поваленного дерева с приготовленными карандашами и бумагой. Обняв любезную
