отдалась кабардинцу и вечером назначила свидание балкарцу, чтобы подписать с ним контракт на поставку.
Короче говоря, деревня жила обычной духовной жизнью, не зная о том, что с разных сторон к ней приближаются правители и инспектирующие организации в лице интерполовских агентов.
В этот вечер в деревне выпили много чая, поскольку надвигавшееся венчание было значительным стрессом. Биков не отказался бы и от водки, но воспоминания о рыжем гамадриле отрезвляли. Вечером, сидя в гостинице, он написал поэму под названием «Не фига себе!» и успел прочитать ее Пенкиной, которая, попивая чаек, грустила о своем Иване.
Исидора же провела вечер бурно, в лучших традициях кабаре. Профессионализм не позволил ей просто отбывать номер, и она отдалась балкарцу страстно, красиво и вдохновенно, как и полагается настоящей артистке. Кавказец по имени Керим-бей тут же предложил, кроме сердца, руку и плантацию «фигни», но донья мягко отвергла это предложение, и они уснули, успев подписать контракт о ежемесячных поставках в Россию в количестве ста килограммов.
Донья проснулась рано от того, что кто-то постучал в окно. Она попыталась растормошить Керим-бея, но кавалер ее, отдавший все силы любви, спал непробудно. Тогда донья, накинув простыню, подошла к окошку и подняла пластиковые жалюзи. С той стороны окна на нее глянуло изможденное, в засохшей ряске, небритое лицо Вадима Богоявленского. Он был задрапирован в козьи шкуры, на каждом плече висело по карабину.
– Мадонна миа… – прошептала донья.
Глава 23
Венчание
Да, первыми добрались до народа агенты Интерпола, ведомые непримиримым Молочаевым. Суточный марш по болотам и холмам привел их в деревню раньше министров, которые все еще блуждали по сельве.
Молочаев появился там, откуда его изгнали два месяца назад, чувствуя себя в безопасности под охраной карабинов. Впрочем, в безоружной деревне, где только у представителя Президента имелся старый кольт, ничто ему не угрожало.
Они вошли в деревню ранним утром, когда касальянский пастух гнал на пастбище небольшое стадо коров и овец, а самые рьяные касальянцы уже копошились на плантациях «фигни», собирая миротворное зелье.
На центральной площади рядом с открытой эстрадой на доске объявлений была рукописная афиша:
«Господин Дмитрий Биков и госпожа Римма Кучерявенко имеют честь пригласить граждан Касальянки на венчание в субботу, в полдень…» И стояла дата.
Внизу была приписка: «После церемонии состоится народное вече с сообщением доньи Исидоры дос Кончас и Буатрогенья».
Интерполовцы принялись загибать пальцы, считая дни недели, когда они блуждали по сельве. Получилось, что венчание и вече сегодня.
– Интересно, что хочет сообщить Исидора? – задумался Вадим.
– Быстро он успел… – завистливо проговорил Иван, имея в виду Бикова.
– Перес его расстреляет, как пить дать, – заметил Вадим. – Он ведь министр, а министрам жениться не положено.
– И пускай! Лучше один раз по-человечески… А-а! Пропади все! – вскричал Иван, внезапно впадая в истерику. – Надоело! Лучшие годы проходят, Вадим!.. На хера нам это надо! – Он сорвал с плеча карабин, бросил на землю.
– Такая служба, Иван. – Вадим подобрал его карабин, повесил себе на плечо. У него стало на каждом плече по карабину.
– Где Ольга? Где Исидора? Чаю хочу! – продолжал истерику Иван.
Это был явный нервный срыв чемпиона по боди-реслингу.
Молочаев обнял его за плечи.
– А думаешь, мне легко, Иван? В пещере живу, борюсь с этими… ублюдками. Правду отстаиваю, – увещевал он Ивана.
– Ему надо отдохнуть, – сделал вывод Вадим и направился к ближайшей избе. Постучав в окошко, он немного подождал, потом постучал снова. Окно наконец распахнулась, и в нем предстала завернутая в простыню лохматая и сонная донья Исидора дос Кончас и Буатрогенья.
– Мадонна миа… – проговорила она, увидев Вадима.
– Исидора… – дрогнувшим голосом произнес капитан.
Донья, не долго думая, выпрыгнула из окошка и, поспешно прикрыв ставни, бросилась в объятия Вадима. При этом простыня, в которую была завернута Исидора, спала с плеч, но счастливые влюбленные даже не заметили этого. Впрочем, как и карабинов, которые сильно мешали объятиям. Иван несколько секунд наблюдал за ними остановившимися глазами. Наконец его молнией прожгла мысль, что Пенкина тоже здесь, рядом!
– Оленька, Оленька… – задыхаясь, произнес боец и, подбежав к избе, буквально впрыгнул в окно, из которого только что выскочила донья.
– Ах, Вания так неосторожна! – молвила донья, вслед за чем из дома раздалось утробное рычание, и ровно через секунду чемпион по боди-реслингу птицей вылетел из окна и распластался на земле. А в окне возникло прекрасное в своем гневе усатое лицо Керим-бея.
– Вах! – воскликнул он. – Почему без стука?!
– Исидора… – прошептал Вадим, отодвигая от себя голую донью. – Кто этот господин? Почему он в твоем доме?
– Я у себя дома! – прогремел балкарец.
Исидора подняла простыню, снова завернулась в нее и застыла в позе оскорбленной невинности.
– Это хозяин гостиница, – сказала она.
– А где Ольга? – спросил Иван.
– Она – другая гостиница, – сказала донья.
Иван потребовал немедленно показать ему эту другую гостиницу, и все, включая Керим-бея, который бросал на донью жаркие взгляды, отправились к дому уфолога. Донья так и отправилась в простыне, обмотавшись ею наподобие сари.
Трудолюбивый уфолог уже был на плантации. Выслушав гостей, он сопроводил их в комнату Ольги, где Пенкина трудилась над очередным репортажем из Касальянки.
Крепенькая, кругленькая, пышущая нерастраченной любовной энергией Ольга живописала государственный строй Касальянки с искренним восхищением. Появление Ивана явилось восторженной точкой.
Пенкина отбросила авторучку и повисла на Иване.
– Ванечка! Тут некоторые уже венчаются, а тебя все нет!
– Сейчас… Мы это дело мигом… – бормотал Иван, тиская Ольгу в объятиях.
Исидора встрепенулась и, схватив Вадима за запястье, приблизила его руку к себе. Вадим неправильно истолковал этот жест, попытался притянуть донью, но в данном случае это было излишне. Исидора хотела лишь взглянуть на часы Вадима – который час.
– Утренние восемь, – возвестила она. – Мы имеем четыре часов.
– Для чего? – не понял Вадим.
– Чтобы женить тебя на мой! – ткнула она себя в простыню.
Пенкина завизжала от радости. Молочаев растерянно огляделся по сторонам. Его профессиональное диссидентское самолюбие было задето. Он находился в деревне уже с полчаса, а его присутствия просто не замечали.
Последним дошло до Керим-бея. Непостижимое коварство доньи, завернутой в простыню с постели, где она еще несколько часов назад… Вах! Керим-бей повернулся на своих высоких балкарских каблуках и вышел вон. По-видимому, пошел стреляться, только из чего?
Ведь единственный пистолет был у Муравчика, а единственный Муравчик прятался в сельве неподалеку от аэродрома, ожидая бегства из Касальянки.
