самом-то деле правят не императоры, а тысячи чиновников — из ведомств городских эпархов, или подчиненные великого логофета, или логофета войны, или логофета дромы. Последние меня интересовали больше всего — дрома, то есть дорога, это как раз по моей части. Но дело не в этом. А в том, где все эти мальчики, будущие правители империи, получали свое внушительное образование.
В империи учатся все — по крайней мере горожане. Литература, грамматика и риторика, стихи обожаемого всеми слепого поэта, недоступные для меня пьесы умерших мудрецов, а потом и известный всему миру Аристотель. Но в шестнадцать лет все это заканчивалось. И меня часто посещало любопытство — а где они берут людей действительно высокого класса, если академия Афин закрыта давно, а академия в Александрии досталась народу арабийя, они же саракинос? Кто готовит к работе всех этих гениальных юношей, которых, как я слышал, очень тщательно ищут — и находят — по всей империи, невзирая на их происхождение и богатство семьи? Не в монастырях же. Там совсем другая наука, хотя тоже, бесспорно, замечательная.
Вот теперь, в маленькой Юстиниане, я видел, как это происходит. Демы. И здесь демы.
— Где бы они иначе взяли книги, — завистливо сказала Анна. — Две золотые номисмы за вот такую книжечку. А бывает и пять, и десять. И если ты не сенатор… Я огляделся. В раскаленном небе застыли кресты птиц, вокруг нас сходили с ума кузнечики.
— Но почему их привезли именно сюда, вот вопрос номер два, — сказал я.
— В драконовые места? — деловито отозвалась Анна.
— Почему попросту не выехать за три-четыре дня пути от стен Города? — продолжил я. — Там уже прохладнее. И никто не разбежится в поисках удовольствий. Все как здесь. Что же тут такого, чтобы ехать через всю империю, или то, что от нее осталось? А, дорогая Анна? Ведь дальше — граница. И эти самые саракинос каждый год набегают сюда небольшими отрядами, уводить скот и людей в рабство. И зачем было везти вот этих мальчиков именно сюда, где довольно опасно?
— Не так уж опасно, — с прекрасной уверенностью отозвалась она. — Здесь живут лучшие во всей империи воины.
— То есть?
— Ну, здесь же Армениакская фема, — задумчиво сказала она. — Эти люди умеют воевать. Все знают, что у них тут здоровенные мечи с двойной рукояткой. Кони в броне. И железные крюки для лазанья по скалам, и кожаные щиты от камней, которые кидают сверху. В общем, эти армяне — здоровенные ребята, — завершила она.
— Это что — вот они, — я указал на кастру или кастеллий на вершине холма, — и есть те самые армяне?
— Ну, да, — сказала Анна. — Видел, какой у них хлеб? Как простыня. Но вкусный, если свежий. Хотя и нормального хлеба хватает. И кстати, уважаемый сер Нанидат…
Надо было признать, что мой второй вопрос оставался без ответа. Зачем было ехать именно в этот, возможно — последний перед границей городок? И почему после нашего появления здесь в ночи разносится вой который для местных жителей остается такой же загадкой, как для нас?
Но если мой опыт хоть что-то значит, а он, к сожалению, значит очень много, нам недолго осталось ждать хотя бы некоторых разгадок.
— И кстати, уважаемый сер Нанидат, — не отставала упорная Анна, — я не знаю, понравится ли это тебе, то есть вам, но пришло время обеда, и…
Тут я приготовился проявить раздражение — опять лезть по тропинке вверх по холму…
— …и я хотела пригласить… У меня есть горшочек с вкусной едой, и немножко хлеба. Так вот живем. На гору не ходим, едим супчик.
Я уже хорошо знал, что Анна и еда нежно дружат. Она накормила меня чем-то, стоившим не просто меньше фола, а, видимо, меньше половины его. Это был всего лишь горох, на грани между кашей и супом, а ведь эту грань надо тоже уметь почувствовать. Небольшой котел стоял у Анны во дворе виллы, укрепленный между тремя аккуратными пирамидками камней, с четвертой стороны камня не было, туда Анна запихивала все сухие ветки в округе и устраивала очаг. Я подумал, что давно не ел ничего настолько дешевого — я бы даже сказал, позорно дешевого, она даже плоские ложки, кажется, сама вырезала ножиком из дерева. Но и такого вкусного. Как это делается? Поджаренный лук, понятно, вот он. Немножко местной зелени, как в монастыре. Тоже понятно. Но…
— Просто, — сказала Анна. — Главное — свиная шкурка. Ее можно выпросить вообще просто так, бесплатно, если попридуриваться у прилавка! Всего-то вот такой кусочек, много ли бедной девушке надо. Ты смазываешь ею котел и жаришь лук, вот так… И после этой жарки шкуркин запах — он очень важен для супа. Если это вообще суп. Вот. Ну, еще зелень хорошая. Тут вообще хорошо, если бы… Не эти странные вещи.
Я задумался.
— Ну, ладно, — сказал я наконец. — Мы явно не поймем сейчас, зачем нас привезли сюда. Но давай посмотрим — а что здесь вообще есть, вокруг нас. Вот, видишь, эта точка на земле — тот холм и городок на нем. А вот много открытых, без всякой стены, холмов к югу от него — это город, которого уже нет, только мы тут сидим. Вот дорога…
Анна, к моему удивлению — сколько же талантов у девочки — мгновенно набросала в пыли довольно ясную карту. И если вспомнить, то это ведь благодаря ее чертежу я понял, что монастырь — тот самый, который буквально через два дня спас жизнь Прокопиусу и мне — ближе, чем кажется, если лететь прямо, как птица.
— Так, монастырь от нас к юго-востоку? — бормотал я. — А юго-запад, что тут?
— Ничего, сер, — уверенно отвечала Анна. — Горы там непроходимы — для армий саракинос, то есть. Нет ущелий, ну разве очень маленькие тропы.
— А дальше монастыря? — спросил я после паузы.
— Дорога… — задумалась Анна. — Которая ведет в еще одну долину…
И замолчала.
Потом добавила:
— А вот уже там, где долина, там совсем рядом граница. Я потом узнаю, сер Нанидат.
Я задумчиво посмотрел на нее: в происходящем я ничего не понимал, кроме одного. Моя уважаемая переводчица — человек на редкость быстрого ума и действия, и мне просто придется направлять ее усилия потому что иначе она обойдется и без меня, а тогда будет хуже.
— Остался вопрос, который задал тогда… в первый вечер Никетас этот, с его толстой мордой, — неожиданно подтвердила мои опасения Анна. — А что мы вдвоем тут делаем, с этой компанией зеленых? То есть что делаю я, понятно, а вот… Что делает очень, очень богатый и очень необычный человек…
И она посмотрела на меня, прищурившись.
И почему, интересно, человеку, перешагнувшему рубеж сорока лет, следует стесняться ребенка лет — да, кажется, семнадцати?
Вполне можно рассказать ей, что я здесь делаю. Дать заготовленный ответ номер два. Или номер три.
Зои, конечно.
Это была Зои. Ее золотистые глаза, которые смотрели на меня с веселым любопытством из-под полупрозрачной вуали. Это была жара середины лета в раскаленном каменном городе, у стены какого-то храма… да, у базилики Полуэктоса, сплошь увитой виноградом, среди кипарисов, уносившихся к закатному небу черно-синими языками пламени. Это были ее слова: «жаль, господин Маниах — я с мальчиками должна уехать завтра на край света, я просто должна. Через ворота Харисиоса — и две недели пути. Мне будет не хватать там человека, который может столько всего рассказать о шелке. Как бы я хотела, чтобы они обо всем этом знали. И ведь вас не соблазнить никакими деньгами за это наставничество — ну, и чем же мне тогда соблазнить вас, как вы считаете?»
И замолчала, глядя чуть вопросительно.
— Вы когда-нибудь видели человека, который собирается в путь за ночь… да что там, еще быстрее, и несется на край света? — спросил я, снова заглядывая в ее глаза.
— Нет, — очень тихо сказала она, неотрывно глядя на меня. Эти глаза смеялись.
Утром я с Анной нагнал всю веселую команду у ворот Харисиоса. Я просто хотел увидеть лицо Зои в
