— И это все, что от него осталось. И что-то мне говорит, хозяин, что я, с этим именем, это все, что осталось от барида. Я последний. А ведь хорошие были люди.
Мы помолчали, я посматривал на облака над головой. В город по небу тихо плыла зима.
— Когда все это произошло? — наконец, задал вопрос я.
— А, это и есть главный вопрос, правда? Если бы Хашим начал тихо громить барид старого халифа за пределами Хорасана еще тогда, до вас, ну, понятно — он был главой секретной службы бунтовщика, который готовился пойти походом на халифа. Но произошло все это совсем недавно, когда Хашим, вашими усилиями, уже исчез из Мерва. А это означает…
— Деньги, — сказал я.
Возникла пауза.
— Вот почему вы — прославленный герой, — заметил, наконец, Юкук. — Вы знаете почти то же, что и другие. Но вы очень быстро эти знания выстраиваете в систему. Все правильно, деньги. Одно дело, если Хашим просто убежал на запад, зарабатывает на жизнь страшным лицом. И совсем другое дело, когда он не один, у него есть люди, он перехватывает остатки барида халифа Марвана… И не только там, по ту сторону границы. А вот прямо здесь.
— То есть? — не понял я. — А у барида халифа Марвана были такие же… гостиницы… по эту сторону границы? В империи ромэев?
— А вы как думали, — удовлетворенно улыбнулся в бороду Юкук. И помолчал, а потом закончил:
— Оно происходит и здесь. И, вы правы, это деньги. Не какие-то там деньги Хашима. А такие, что под силу собрать только разве что целому Хорасану. Это не просто Хашим. Это опять Абу Муслим. И тут возникает вопрос — зачем.
Я вспомнил разговор с Феоктисосом и понял, что ответ может быть только один.
Если одним словом, то — война.
— А армия Абу Муслима?.. — поинтересовался я.
Юкук развел руками и покачал бородой:
— Я слишком быстро ехал. Не было времени интересоваться. А еще — я слишком резко действовал. Конечно, хорошо, что меня не догнали. Зато плохо, что они знают: я здесь. Ну, ведь они уже заинтересовались вами, хозяин, так что работать тихо не имело больше смысла. Ничего, это не страшно, теперь ваш дом в полном порядке, и по улицам вы можете передвигаться спокойно.
Я покосился на происходящее в доме. Вообще-то здесь был не один дом, а несколько вилл среди сада, с неплохой стеной. И поевшие, отдохнувшие невидимки как бы прогуливались по саду, натыкаясь иногда на нахальных павлинов, символов власти погибшего Ирана. Улыбались тем из моих людей, кто им встречался. Осматривали стены. Все было хорошо.
— Ну, теперь будем ждать гостей, — сказал Юкук удовлетворенно. — Мы показали им себя. Ничего, это не страшно. Они, может быть, думают, что за нами теперь надо поохотиться. Но охотники — мы. Надо было поднять зверя — мы его подняли.
— И с чего же ты начнешь, мой дорогой друг?
— Ну, с чего может начать путешественник после долгого пути? Баня, конечно. Поспать пару дней, немножко поесть. И потом сразу пойти в тот квартал, где они давно поставили одну старую богиню. Если она еще там, на месте.
Это был несколько неожиданный разговор после всего только что сказанного, но дальняя дорога — дело серьезное, так что я с удовольствием отозвался:
— Богиня? Ну, конечно. Ты про Афродиту в Кифи? Да куда же она денется.
— И до сих пор, если мимо нее проходит неверная жена?..
— То подол одежды этой неверной жены взлетает до непристойной высоты. Хотя ни я, ни кто-либо другой этого еще не видел. Может, неверные жены держатся от Кифи подальше. А их мужья — поближе. Так что, Юкук, можешь там пастись сколько угодно. Тебе какие женщины нравятся?
Юкук сделал очень серьезное лицо — он задумался.
— Мне бы, пожалуй, девочку лет пятнадцати, — сказал он, наконец.
— Да? А ту, которой ты давал грушу, тебе не надо?
— Ну, вы шутите, конечно, хозяин. Нет, мне хотелось бы вот этого молодого мяса — два этаких арбуза, ложатся тебе на грудь, и твои ребра прогибаются. А еще у молодых девочек очень хорошо торчит задняя часть. Твердо так торчит, решительно. Год-два — и все уже будет по-другому, мясо опустится, не так интересно.
— Ну, знаешь ли, — я сделал глоток вина и закинул голову к виноградной листве, разговор становился интересным, — у нас немного отличаются вкусы. Я как-то никогда не интересовался девочками — сам не знаю, почему. Хотя это неправильно. Но глупые глаза, и еще это ощущение кожи — знаешь ли, эти девочки, они какие-то липкие, мой друг. Мне почему-то всегда было интереснее с женщинами постарше.
— Вы тонкий человек, хозяин, — с уважением сказал Юкук. — Ценить женщину постарше — это для избранных. Но я боюсь, что мне потребуется и женщина постарше тоже, и не одна. И несколько девочек.
Я поднял на него глаза:
— Юкук, ты не умрешь ли от переутомления? То есть, конечно…
— И, к сожалению, это потребует денег, — продолжил он. — И немало, потому что одним днем я наверняка не обойдусь.
Тут я замолчал в изумлении, перестав что-либо понимать.
— Хашим, хозяин, — тихо просипел Юкук. — Вспомните некоторые особенности этого человека.
— Честно говоря, не понимаю, о чем ты.
— Конечно, вы не понимаете, хозяин. Это ведь не вы провели в Мерве несколько недель, выясняя, кто убил всех наших, из барида, что это за человек, что он любит, что он не любит. Так вот, у него есть одна небольшая слабость. Не знаю, как сейчас, а тогда он дня не мог без новой женщины. Ну, а раз так — ведь женщины, конечно, говорят между собой, и такой клиент уж точно не останется ими незамеченным — а раз так, то начинать надо именно с Кифи.
Я медленно кивнул, вспоминая: солдаты, тащащие несчастную Халиму на стол, и это жуткое изуродованное лицо совсем рядом с моим укрытием — до сих пор не понимаю, как это я не закричал, увидев его. Тогда меня здесь сегодня не было бы.
Юкук, конечно, прав.
Я двинул плечом. Что ж, на хорошее дело денег не жалко.
— Интересная у вас особенность, хозяин, — сказал Юкук, наблюдавший за мной. — Вы дергаете только одним плечом. Левым. Если возникнет необходимость вас переодеть, поменять внешность, то вот эта привычка — она вас выдаст. Это что — не с тех ли пор, после битвы у Великого Заба? Вас ведь, помнится, тогда ранили в правую лопатку…
— Да нет, — рассеянно сказал я. — Отец так же делал. И дед. Кровь есть кровь.
— Может быть, ваша рана под Забом вам была послана, чтобы напоминать о предках?
— Юкук, ну, это уж чересчур. Скажи лучше, кто ты сам, кто твои предки? Ты ведь взял имя исчезнувшего человека. А твое имя?
Юкук перевел светлые глаза на виноградные побеги.
— Мое? — сказал он, наконец. — Оно было. А сейчас — зачем? Я теперь, как Хашим, тоже человек без лица. Может, так и лучше.
Юкук, под охраной невидимок, провел на Кифи целый день, и еще ночь. Вернулся он, как я злорадно заметил, весьма утомленным — и мрачным.
— Человек с сожженным лицом в городе, — сказал он.
КАМАРРЫ И КОЛДУНЫ
События начались на следующий день после этого известия, точнее — на следующий вечер. А до
