улыбающаяся своему единственному сокровищу.
Мы в пути. Прошлое — это то, что проходит. Настоящее — вот эта неторопливая рысь по светлой полоске дороги.
— Дорогая Зои, раз уж я попал к вашему императорскому двору — пусть и походному — мне стоит усвоить некоторые вещи. Как мне к тебе следовало все это время обращаться? Госпожа сенатрисса? Госпожа демарх всех «зеленых»?
— Ну, демарх должен быть мужчиной, высоким и с бородой. Он очень занят при дворе, должен стоять там, где ему положено, и делать серьезное лицо. Сенатрисса — да, а вообще я патрикия зосте. Что означает — подпоясанная, но ты ведь меня видел и без пояса, светлоглазый варвар. И моя благодарность тебе не пройдет никогда. За все, за все.
— А ты, конечно, знала про Прокопиуса…
— Ну, конечно. Я чуть не умерла, представив себе, что его сожрут какие-то там волки. Талантливый мальчик, чего бы он мог добиться в будущей жизни, если бы не война…
— Никетас?
— Ты же слышал. Уже все знают. Ведомство великого логофета.
— Великий — это который занимается деньгами?
— Естественно. Собирает со всех нас налоги. Это у Никетаса получится. Хотя ему не помешало бы лучше держать себя в руках. Ну, я сделала что могла.
— Удивительный Андреас?
— Тут сложнее. Он судебный ритор, тот, что помогает суду и судебному графевсу написать изящные и разумные формулировки решения, и еще много чего там делает. Говорит, по большей части. Но сейчас — мы приедем в Город, и он станет нотарием, представь себе. Да, такой молодой. Но у нас сейчас молодые все получают быстро. Взнос обойдется ему номисм этак в сорок, но для «зеленых» это не самая страшная сумма, мы заплатим. А потом — нотарий имперского ведомства, а потом… кто знает… сенатор?
— Аркадиус?
— Вот тут совсем сложно. Он уже богат, этот грустный мальчик, ты не знал? Сделать одну хорошую мозаику в приличном доме — можно безбедно жить год. А потом — храмы, дворец императора, да что угодно. Знаменитый художник — не последний человек в империи, знаешь ли. А что касается наших подростков — жаль, что я не могла взять в дорогу их всех, ведь у меня их ровно шестьдесят три. Ну, что выйдет из младших — еще не понять.
— Кто-то станет императором?
— Почему и нет? Правда, великий Лео сделал так, чтобы императором стал его сын, и не ошибся, но это все же редкий и необычный случай. Да, кто-то из этих мальчиков… кто знает… И тогда — тогда они вспомнят, что в начале их учебы они видели…
— Кого?
— Настоящего героя, мой дорогой Нанидат. Но и ты будешь помнить…
Зои улыбнулась и повернула голову в накидке к зеленым ветвям, проносящимся совсем близко от нас.
А в моей голове прозвучал ее голос в ночи на холмах Юстинианы.
«Ты будешь помнить Зои Далассена».
— Мне стыдно, — сказала Анна, крутясь в седле. — Как же ты смеялся, наверное, надо мной. Да я чуть не пристукнула эту самую Зои, как ведьму и отравительницу. Мы с ней, пока ты ездил в стан врага, говорили, говорили… Она просто не отпускала меня от себя. А она ничего тетка, между прочим. Я тебя одобряю.
— Стыдно? — удивился я, пропуская мимо ушей ее одобрение. — Но, дорогая Анна, любой другой человек на твоем месте сделал бы те же ошибки. Да что там, я сам бы их сделал. Если бы не оказался у той самой пещеры и не понюхал бы эти проплешины гари.
— Так ты там в основном нюхал?.. Ты зачем могилы раскапывал, скажи пожалуйста, а?
— Могилы? Все просто. Я слышал ночью крик человека. Рев и крик. Судя по тому, каким он был… оставалось только копать. И посмотреть, что с человеком произошло, что от него осталось. А когда я увидел на них ромэйские доспехи… Я же помню этих троих — когда они подстерегли нас с Прокопиусом, этой брони не было. Значит, на них ее нацепили — и потом сожгли. Зачем? Кто мог такое сделать? Ответ был один, хотя в тот момент довольно общий. Военные.
— Военные? Была бы я императрицей, казнила бы. Зачем ты потащил меня к монастырю?
— Просто потому, что крики и рев шли по ущелью. По единственному ущелью, ведшему примерно в ту сторону. Кончалось оно пещерой дракона. А дальше был поворот дороги — и монастырь. Надо было посмотреть на него спокойно.
— И я слышала эти слова — кормить дракона…
— Видимо, греческий огонь смешивали там, в складском сарае справа. И заливали в эти пузатые котлы. Да и сами сифоны там стояли. Лучше испытывать эти штуки подальше от военного лагеря, слишком много глаз и ушей.
— И потом ты пошел со мной нюхать землю к пещере дракона?
— В тот момент, заметь, я еще ничего не понимал, кроме того, что ревел он исключительно по ночам, но не в воскресенье. Видимо, когда большая часть монахов укладывалась спать, да и охотники и прочие по ночам не ездят. Ну, а первое, что я ощутил наверху — это тот самый запах. И сразу понял, что никаких драконов нет.
— А знаешь, жаль, что их нет. Может быть, где-то в империи Чинь хоть один остался?
— Может быть… Тут, видишь ли, длинная история. Тебя еще не было на свете, когда император Лео сжег греческим огнем чуть ли не весь флот народа арабийя… вот этих вот «саракинос»… у стен Города. Но все дело в том, что этого могло бы не случиться. Ведь для огня нужно смешать несколько порошков и жидкостей, а их у Лео тогда не было. Но то был умный человек, к осаде он готовился еще до того, как стал императором. Он послал людей в разные места, и в Самарканд. И мой дед, мой великий дед, который делал все, чтобы те же арабийя исчезли куда-нибудь из нашей страны, он отправил вашему императору несколько караванов простой вещи — каменного масла. Его добывают из земли, между двумя морями, это священная земля для каждого, кто приходит очиститься к огню вечному…
Анна бросила на меня укоряющий взгляд. Она плохо относилась к моим богам.
— Так вот, мне было лет десять. Дети помнят немногое, но уж если помнят… И этот запах — его ни с чем не спутаешь. Дед не только отправлял караваны к Лео, он приказал десяток горшков этого масла привезти в Самарканд, пытался сам сделать греческий огонь. Старался получить секрет здесь, у вас. Попросить помощи у императора, в обмен на помощь при осаде. Все впустую! Секрет греческого огня не выходит из-за стен города Константина. Может быть, это и правильно. А то если бы он добрался до халифа… или еще кого-то похуже… В общем, мне все стало понятно, когда я наклонился и понюхал.
— Секреты греческого огня мы рассказывали друг другу в детстве, — шепотом сообщила мне Анна. — Значит, так. Чистая сера, смола, персидский клей, известка, это ваше каменное масло — петро-олеум, сосновая смола, все вскипятить вместе. И поджечь.
— Ах, дорогая моя, если бы все было так просто. Пару раз арабийя захватывали даже исправного дракона, полного этой жидкости — если это жидкость. Но ничего не могли сделать. Нужен мастер, тот, который бегал у телеги с лампадой. Их живыми брать не удавалось. Пока что огонь — секрет, и ваше счастье, что это так. Но вообще-то я неточно выразился. Если бы лужайку у пещеры понюхал моряк, он бы очень возможно, тоже все понял. И ему был бы знаком этот жуткий рев, с которым огонь вырывается из сифона.
— И он знал бы, что сифоны на кораблях всегда делаются с головой дракона…
— Уж это — обязательно. Я, кстати, такого не знал. Но откуда там, в том городке на границе, появиться моряку? И, как я знаю, никогда еще греческий огонь не применялся в сухопутном бою, и на эту загадку я тоже потратил некоторое время. Так, что у нас там еще — из страшных и нерешаемых загадок?
— Много-много, — сказала Анна. — Вот история с Прокопиусом. Который исчез. Ты все знал?
— О, тут совсем просто, моя дорогая, — отозвался я. — Если понятно, что дракона нет, а есть нечто
