уже не в городе, а за стеной.
— А у него хороший вкус, у нашего Хашима, — с одобрением сказал Юкук. — Скорее, впрочем, это у нас был хороший вкус. А сейчас, как я уже говорил, этот мерзавец просто взял себе то, что было нашим.
Пауза. Пытаюсь осмыслить то, что я только что услышал.
— Барид халифа Марвана владел гостиницей Сампсона?.. У самого Аугустейона и императорского дворца?..
— Хорошие были времена. Хотя Марвану это не помогло, да и нам тоже. Ну, давайте, что ли, поедим немного, посидим. Надо, чтобы нас заметили.
Вообще-то больше всего Сампсон похож на монастырь, что естественно в империи, где дать приют страннику считается угодным здешнему богу. Большая часть гостиниц принадлежит поэтому жрецам бога. Но малой частью таких заведений все-таки владеют обычные люди, и вот в них приятно провести вечер, даже не устраиваясь на ночь. Хотя новому человеку, путешественнику, каждый раз сложно догадаться, где он собрался провести пару дней — в приюте для бедных странников, при котором есть еще и больница (а заодно и кладбище), или в чем-то более веселом. Да ведь одно из зданий Сампсона там, в глубине, и есть больница, но если войти в эти ворота между двух башен, то здесь больницей не пахнет. Пахнет едой, ароматами хорошо уложенных мужских волос, а весной — еще и цветами деревьев. Потому что внутри всегда — прекрасный сад.
И здесь, в саду, сегодня — музыка, арфы и флейты, длинные волосы танцовщиков развеваются в вихре, среди кустов, дорожек и сплошных стен зелени. Сампсона любят за эти вьюнки и виноград, оплетающие внутренние стены целиком. Когда станет темно, сквозь этот тяжелый качающийся занавес из зелени будут просвечивать огоньки с галерей на втором этаже.
По старым и глупым законам гостиница должна была быть просто гостиницей, а те места, где продают вино и еду — это нечто совсем отдельное. Но кто запретит принести и еду, и вино во дворик к Сампсону? Тем более что и винный капилеон, и ресторан, и весь квартал вокруг — это все давно уже принадлежало тому же хозяину. А вино здесь знаменито, и как бы ни регулировали городские власти цену на него, для настоящих клиентов и вино, и цены всегда были особыми.
— Гетерия на старом месте, — сипел Юкук, — через улицу. Для удобства постояльцев. Вот благодаря ей-то я все и узнал, хотя и начинал с позорного Кифи. Жалко денег. Впрочем — они правильно потрачены.
Здесь было хорошо: приобретающие медный оттенок лучи солнца красят скаты крыш над головой, кипарисы, музыка, шум голосов, звон колокольчиков и хлопки в ладоши. И — то самое вино. Феофанос озирался с почтением.
— У этой империи, — сказал Юкук, старчески шевеля губами над вином, — интересная история. Много поучительного. Не знаю, правда это или нет, но однажды король каких-то визиготов протестовал, что ромэи захватили его столицу, атаковав в воскресенье, когда он был в храме. Мы тоже сегодня будем действовать не по правилам. Так, ну — пора.
Он вяло поднял руку и подозвал служителя, тот подбежал к нам, огибая танцоров. Юкук при этом совсем сгорбился — казалось, он стареет на глазах.
— Пелагиуса мне, — произнес он.
Служитель поднял брови.
— Пелагиуса, — повторил Юкук.
Тот исчез.
— Он требует хозяина, — удивленно сказал мне Феофанос. Я заторможенно кивнул.
Он и подошел, этот хозяин, утомленной походкой, высокий человек с объемистой талией, в светлом легком плаще поверх туники, с кольцами напомаженных волос и первыми седыми прядками в аккуратной бороде. Очень уважаемый человек, вне всякого сомнения. Но если ты хозяин, то приходится терпеть вот это — когда какой-то старик вызывает тебя по пустякам…
— Ну, вот я и пришел, — сипло сказал ему Юкук по-ирански, нагнув и чуть выставив вперед голову, не сводя с хозяина глаз.
Я чуть не засмеялся, наблюдая за этим лицом: детский восторг, ужас, отчаяние — все одновременно, и куда девался этот утомленный богатством владелец лучшей гостиницы в городе?
Но он уже собрался с мыслями, он уже вращал глазами, показывая Юкуку на дверь: нельзя, сюда нельзя!
— Да я знаю, мой милый, все знаю. Ты только не переживай. Сейчас все будет очень хорошо. Давно мы с тобой не веселились, правда? А ну-ка, давай так: где там у тебя этот самый, как его, афедрон? Там чисто? Вот туда-то мы и пойдем, и медленно.
— Феофанос остается здесь, если это безопасно, — может быть, чересчур резко сказал я Юкуку на том же языке, и хозяин перевел недоуменный взгляд на меня.
— Конечно, — согласился Юкук, встретился взглядом с моей охраной у ворот и показал им подбородком на ничего не понимающего Феофаноса.
Встал, тяжело опираясь на палку, потом положил руку на плечо хозяина. Так они в обнимку и пошли (а я — за ними) в угол звенящего музыкой и кишащего народом двора, туда, где был проход во второй двор.
Краем глаза я уловил движение у стен — тот служитель, что приносил нам вино, перемещался походкой… ну, вы всегда видите или чувствуете, когда движения человека, скажем так, неправильны. Служитель гостиницы не может так двигаться — резко, широкими шагами.
А мы, наоборот, передвигались очень медленно, Юкук что-то говорил хозяину, тот нервно озирался, а служителей у стены стало теперь двое, и сразу же они исчезли из вида.
Так, не спеша, мы втроем переместились в очень плохое место.
То есть оно было очень красивым, совсем как горное ущелье несколько недель назад, где подстерегли нас с Прокопиусом. Точно такой же двор, как тот, что мы оставили, вместо стен по сторонам — роскошный занавес вьющегося до самых крыш винограда, плюща, вьюнка, листья уже тронуты осенним пурпуром, этот же пурпур — закатное солнце, скоро вечер — лежит на коньке крыши.
Но, как и то самое ущелье, этот двор был совершенно безлюдным.
Ловушка.
Что он делает? — мог бы спросить кто-то, глядя на ковыляющего впереди седобородого Юкука. Но я слишком хорошо его знал, чтобы задавать такой вопрос.
Дойти до того самого места с дырами в каменной плите пола нам, конечно, никто позволять не собирался. Сзади нас возникли две фигуры служителей, и руки их были не пусты: кухонные ножи, длинные, такие могут пройти через тело человека насквозь.
Музыка в соседнем дворе разом замолчала, взрыв хохота множества глоток — и снова этот томительный счастливый ритм, позванивание колокольчиков, хлопки в ладоши.
А вот и пара спереди — да, да, все как в ущелье, у одного тяжелый каменный пестик, у второго… хуже — длинный железный штырь для мяса. Да это же наш служитель.
— Еще вина, — сказал ему Юкук. Тот нехорошо улыбнулся.
Юкук вдруг засуетился, затоптался на месте, выпучивая глаза — не обижайте дедушку, говорил весь его вид. Передняя пара (теперь улыбались оба) пошла к нам решительным шагом. Задние, кажется, тоже.
— Ты только не ошибись, мой милый, — быстро прошептал Юкук хозяину, — и тогда у нас все получится, как раньше.
И сделал резкий шаг — да нет же, прыжок — вперед.
Оказалось, что у этого дедушки с ногами все очень хорошо.
Я ждал, что увесистая палка, вроде дорожного посоха, скрывает любимое оружие Юкука — длинный, чуть изогнутый меч. Но нет, ничего она не скрывала. Это была просто палка. А ему ничего другого и не надо было.
Юкук, с полусогнутыми ногами, сделал поворот на месте, вытянув палку двумя руками вперед —
